Елена Петровская: “Теоретически мы все еще вроде активны, но реализовать свою свободу не можем”

В конце 2014 года в Москве вышел новый номер российского философского журнала «Синий диван», который в этот раз был полностью посвящен протестным событиям в Украине – Евромайдану. Редактор журнала – Елена Петровская, известный  российский философ, антрополог, культуролог, автор нескольких книг по теории визуального.

Еще до официальной презентации нового выпуска в Москве в январе некоторые статьи в виде выжимок были опубликованы на разных российских медиа-ресурсах. По текстам можно понять, насколько разнообразен взгляд на Евромайдан как явление – свое мнение в 14 статьях высказали российские, украинские, американские и итальянские философы, как сторонники Майдана, так и его противники. Мы расспросили редактора «Синего дивана» Елену Петровскую, которая приезжала на ART-KYIV Contemporary 2014 в Мыстецком Арсенале, о том, как современная власть в России реагирует на подобные издания, тенденции поддержки официальной политики деятелями культуры, чего опасаются противники Майдана и возможен ли протест в России.

Алина Сандуляк: Новый выпуск журнала «Синий диван» посвящен теме Майдана. Майдан стал Вам интересен как философу или как редактору?

Елена Петровская: Понимаете, не столько мы выбирали тему, сколько тема выбрала нас. «Синий диван» выходит раз в год, и мне как редактору интересно то, что действительно важно на данный момент. Майдан, еще до войны, которая началась позже, является именно таким значимым событием – как для вас, украинцев, так и для нас, россиян. Для нас Майдан важен в социальном плане. Вы воплотили в жизнь наши чаяния, которые нет возможности осуществить в России: теоретически мы все еще вроде активны, но реализовать себя, свою свободу не можем. А вы это сделали. Мы вам очень сочувствуем и солидарны с вами, потому что вы воплотили наши мечты.

А.С.: Но кто эти «мы»? Ведь большинство россиян не принимают Майдан и очень негативно к нему относятся.

Е.П.: Знаете, даже чисто статистически, этих людей не так мало – где-то 20% населения. На «Дожде» как-то прозвучала мысль о том, что в России об этих 20% процентах говорят, что это «всего лишь» 20%, но на самом деле удивительно, как при тотально враждебной пропаганде так много людей ей все-таки не поддалось.

А если говорить о среде, то, конечно, это определенные люди, которые анализируют происходящее и чьи взгляды порой могут даже разниться. В этом номере «Синего дивана» мы напечатали текст одного украинского автора, Виктора Малахова, который не принимает Майдан, но обосновывает почему. Видный специалист в области этики, в своем эссе он выдерживает очень тонкую линию, объясняя, что он видит в Майдане с точки зрения последствий. Например, что это движение может исключать какую-то часть населения и не принимать ее в расчет. То есть я хочу сказать: при том, что большинство авторов высказываются в поддержку Майдана, у нас есть и другой взгляд, потому что важно проанализировать и понять событие с разных сторон.

А.С.: Какие высказываются опасения?

Е.П.: Если очень коротко, то речь идет о некой форме радикализма. Это опасения, что, как и любое движение, которое только начинает оформляться, оно действует методом исключения. Такое движение приобретает ноты непримиримости – вы или с нами, или против нас. Я думаю, что именно это автору и не нравится. Также ему не нравится отношение к жителям восточного региона – пренебрежительное, снисходительное, иногда открыто враждебное. Он считает, что следует принимать в расчет интересы всех жителей страны.

А.С.: Не подтвердят ли такие суждения негативную оценку Майдана россиянами?

Е.П.: Нет. Нужно понимать, как это написано. Это говорит представитель академической среды, который может грамотно аргументировать свои мысли. Текст эмоционален, но при этом взвешен. К сожалению, у нас небольшая читательская аудитория. Но меня в этот раз порадовало, что откликнулось очень много молодых людей, которые предложили сделать презентации, опубликовать выборочно материалы. По реакции этих молодых людей видно, что для них Майдан – важная тема.

А.С.: Был ли уже какой-то отклик, оправдались ли Ваши ожидания?

Е.П.: Пока мы в ожидании. Но у нас уже были препринты – некоторые ресурсы частично опубликовали у себя материалы номера. Были публикации на сайте Syg.ma и выжимка на Теориях и практиках Москвы, сокращенную версию статьи «Событие Майдана» можно найти на сайте «The Moscow Review of Books».

Я не могу сказать, какими могут быть рецензии, но нужно понимать, что журнал будет читаться в определенной – узкой – среде, не среднестатистическими россиянами. А в академической среде, за редким исключением, есть единомыслие по этому вопросу. Ведь на самом деле Майдан был фактором, который объединил людей, думающих одинаково и желающих найти площадку для высказывания. Со стороны авторов это был жест. В нем удачным образом соединились разные устремления, имеющие единую направленность.

А.С.: Не опасаетесь ли Вы жесткой реакции со стороны российской власти?

Е.П.: Полагаю, с высоты государственной власти мы ничтожны. Она в основном занимается контролем средств массовой информации, а поскольку мы таковым не являемся – это не интернет-ресурс, не газета, не ежемесячный журнал, – мы просто ей неинтересны. На «Эхе Москвы» Николай Сванидзе как-то высказал мысль о том, что небольшой группе людей, сплотившихся вокруг радиостанции, позволено говорить то, что они думают, потому что они не влияют на общественное мнение в целом. Это достаточно узкая прослойка интеллигенции, если воспользоваться старым словом, которая пока говорит правду безнаказанно.

А.С.: Но многие из российской культурной среды в какой-то момент начали поддерживать путинский режим…

Е.П.: Произошла поляризация. В поддержку выступили конформисты – люди, которые хотят выслужиться, и чиновники от культуры, переживающие за свои учреждения. Многие, кто подписал письмо в поддержку политики Путина в Крыму, зависят от Министерства культуры. Инициатором же самого письма выступил министр культуры Владимир Мединский, и, например, такие актеры, как Табаков и Миронов, у которых в распоряжении собственные театры, отдали свой голос в поддержку. Такие люди быстро и охотно все подписали. Зато своим поступком они вызвали ответную реакцию – письмо тех, кто сегодняшнюю политику не одобряет.

А.С.: Вспоминается мнение, что культура в России является рупором официальной идеологии.

Е.П.: Это еще один одиозный проект – основы новой культурной политики, инициированный все тем же Министерством культуры. Каким-то образом проект документа просочился в интернет еще до его обсуждения. И там впервые были произнесены теперь уже довольно популярные слова о том, что «Россия – это не Европа». Это был знаменательный момент. Министерство культуры посчитало, что должна быть унифицированная культурная политика, которая отвечает национальным интересам. И в проекте были обозначены какие-то странные ценности. Например, там говорилось о том, что нам не нужно современное искусство, если оно не способствует укреплению державы.

Но удивительно другое. Недавно Патриарх всея Руси Кирилл высказался против современного искусства. Казалось бы, разве это сфера компетенции церкви и лично Патриарха? Надо сказать, он изощренный человек, прожил много лет за границей, отвечая за внешние связи церкви, и думаю, не чужд разным формам западной культурной жизни. И вдруг в англоязычной газете я читаю сообщение о том, как на каком-то музыкальном концерте в Чикаго он задумался, почему мы слушаем подобную какофонию и позволяем этим формам быть. Посыл был следующий: почему мы боимся сказать, что это не искусство, почему мы поддаемся давлению неких экспертов, настаивающих, что именно это и есть современная культура? Понимаете, де-факто это означает: будем бороться с современным искусством, которое нам непонятно и не отвечает представлениям церкви о прекрасном. В принципе это личное дело Патриарха, нравится ему что-то или нет. Поражает то, что это возводится в ранг предписания для верующих. А также для неверующих.

Возвращаясь к проекту основ культурной политики, из него взяли отдельную фразу «Россия – не Европа» и начали активно ее везде употреблять. По меньшей мере, это довольно сомнительное утверждение. Под вопрос ставится все прошлое страны, все ее связи с Европой. Сейчас пропагандируется установка, что Россия – это особая цивилизация. И получается: мы гордые, независимые, себя ни с кем не соотносим.

А.С.: Как такие постановления и законы могут фактически сказываться на независимо мыслящих деятелях культуры?

Е.П.: Министерство культуры распределяет гранты, например. Условием получения грантов и взаимодействия с государственным аппаратом является лояльность. Не забывайте, что есть еще Милонов и псевдорелигиозные – я настаиваю на этом слове – сообщества, которые борются за какие-то фиктивные ценности, которые у нас называются традиционными. Непонятно, какое отношение это имеет к искусству, но в результате директор Эрмитажа Михаил Пиотровский должен оговаривать практически каждую работу или хотя бы должен уметь объяснить, почему эта работа была выставлена на всеобщее обозрение в его музее. Потому что любая работа может быть подвергнута совершенно безосновательной критике. Когда была выставка братьев Чепменов, кураторы заготовили прямую отповедь, но выставка все равно была приостановлена. И так случилось, что под эгидой того, что это может задеть чьи-то религиозные чувства, закрываются целые выставки и деятели культуры подвергаются гонениям.

Мединский своими предписаниями давит сверху, но есть еще и люди, которые подогревают ситуацию снизу. Это так называемые православные активисты. Один из них, достаточно хорошо известный, а именно Дмитрий Энтео, выступавший против группы Pussy Riot, считает, что все неправославные должны быть наказаны. Периодически этим человеком устраиваются настоящие облавы. Например, проходит в Сахаровском центре документальный спектакль, посвященный Pussy Riot, и врываются казаки. К счастью, ничего такого не случилось, но довольно долгое время они держали в напряжении и актеров и зрителей, фактически сорвав мероприятие. А показу документального фильма о Pussy Riot и вовсе не дали состояться: мэрия не разрешила Серебренникову проводить мероприятие в возглавляемом им Гоголевском центре, и он это проглотил. Можно привести еще много похожих примеров. Давление идет со всех сторон, и в результате мы сталкиваемся с цензурой.

А.С.: Как Вы себя чувствуете в современной России?

Е.П.: Как я могу себя чувствовать? С одной стороны, как видите, я могу говорить, что думаю, и выезжать, и никто за мной не следит. Как таковой опасности нет. Но это, повторяю, потому, что академическая среда не имеет никакого влияния на общественное мнение. В целом же мы чувствуем себя очень подавленно. Мы являемся свидетелями больших перемен в России, которые неизвестно к чему приведут. Если вы пообщаетесь с правозащитниками, то услышите от них о целенаправленном давлении на организации, отстаивающие свободу слова. Это все, конечно, ощутимо. Старейшую правозащитную организацию в России, «Мемориал», не так давно собирались закрыть – в двадцатых числах декабря должен был состояться суд. Их обвиняют в том, что якобы у них что-то не так записано в уставе. Кроме того, у нас намереваются принять закон против экстремизма. А что сейчас понимают под словом «экстремист»? Это ваши правые и, как выяснилось, – наши либералы.

А.С.: Вернемся к теме Майдана. В редакторском вступлении вы написали, что Майдан вовлек в свою орбиту целые страны, по сути, весь мир. Чем же на самом деле является Майдан?

Е.П.: Это сложный вопрос. Я считаю, что события, которые начались у вас, и вообще события 2014 года являются поворотными для новейшей истории – в силу их последствий. События этого года в Украине можно поставить в один ряд с мировыми протестными движениями, которые начались еще в 2011 году. Вы знаете, что у этих движений была своя география: у протестов всегда есть собственная карта – они вспыхивают в определенных местах и затем передают эстафету другим.

В этом номере есть замечательный текст ныне покойного Бориса Дубина, прекрасного российского социолога, теоретика литературы и переводчика, в котором он дает социологический анализ тех, кто в разное время был на Майдане. В нем Дубин показывает, что люди, принимавшие участие в этом движении, – не инспирированные кем-то агенты влияния, а простые граждане со всей Украины. Вот этого в России не хотят понимать – что возможно именно спонтанное движение, что незнакомые люди могут объединиться и добиваться своего.

Другой автор, Олег Аронсон, утверждает, что майданов много и что сам Майдан нельзя подводить под одно определение. О Майдане нужно писать во множественном числе, майданы разные и существуют они как нечто изначально множественное – Евромайдан, Майдан «Правого сектора», как бы это ни резало российский слух, автомайдан и так далее. Аронсон считает, что это такие разные формы, которые существуют плюрально. Нет единого закона, который порождал бы майданы и которому они бы подчинялись. Это этика практического действия.

И перед вашим правительством сейчас стоит сложная задача: найти способ воспринимать импульсы снизу, не переводя их на язык чиновников, чтобы не угасло низовое движение. Ведь фактически у вас сейчас существуют две реальности: с одной стороны, государственная структура, новоизбранная рада чиновников, которые не очень понимают, что и как делать дальше, пользуются старыми схемами, но при этом знают, что лучше не совершать ошибочных шагов. С другой стороны – самоорганизация украинской жизни, разветвленная структура волонтеров, где даже есть люди, помогающие оставленным на Донбассе бездомным животным. И вот от того, насколько удачно произойдет сцепка одного и другого, на мой взгляд, очень многое зависит.

А.С.: Многие сейчас предвкушают начало протестных движений в России. Как вам кажется, возможны ли они в России?

Е.П.: Откровенно говоря, сомневаюсь. Потому что все регламентировано, потому что люди не видят перед собой такую цель. У россиян нет сейчас необходимой мотивации. Да, цены растут, инфляция набирает обороты, но Крым же наш…

Это шовинизм. Особенно на фоне ведущейся войны это вариант великодержавного шовинизма. Идея Новороссии и русского мира – не что иное, как доктрина неоимпериализма. Это то, что не имеет географической привязки и политически развязывает руки.

Русский мир хочет объединить в себе всех, кто говорит по-русски, где бы они ни находились. Это очень опасная доктрина. Так действовали немцы в известные годы, когда ссылались на интересы немецкоязычного населения в соседних странах. Эта доктрина стирает представление о том, что существуют границы государства.

А.С.: Почему для иллюстрации статей в журнале вы выбрали снимки группы «Шило»?

Е.П.: На фотографию всегда смотрят два раза. Мы – те, кто не пережил Майдан лично, – хотим увидеть на фотографии то, что подтвердит наши ощущения. Мы думаем: вот та фотография, которая наконец расскажет нам всю правду, – ищем последнее свидетельство. Это такое лихорадочное чувство просматривания снимков, когда думаешь, что вот сейчас ты узнаешь, как все было на самом деле. Но ты все равно никогда не получишь искомого подтверждения – фотография показывает нечто другое. У  группы «Шило» есть своя правда. Когда я выбирала из 150 фотографий 50, я хотела, чтобы в них было меньше эстетики и больше документальности. В них есть ощущение движения и даже ощущение движения времени сквозь них. Это время революции, что, естественно, никакими визуальными средствами не передать. Потому что Майдан – это сила, а как сфотографировать силу?..