Художественный дефицит: как эффективный менеджмент подменяет искусство

Korydor публікує текст, який увійшов до фіналу в шостому Мистецтвознавчому конкурсі , що відбувається за ініціативи й підтримки Stedley Art Foundation. Текст змінено й допрацьовано авторкою.

Рассуждения о востребованности (то есть необходимости конкретного художника для некой среды или сообщества) должны начинаться не с разговора о продажах и рейтингах, а с обсуждения феномена ответственности. Использование рядом существительных «феномен» и «ответственность» призвано намекать на относительную недосягаемость последнего. Интересует не столько ответственность художника (за смыслы своего визуального высказывания), но главным образом ответственность профессиональной среды, которая делает видимым того или иного автора, дает ему место, время, возможность, поддерживает или игнорирует.

Украинское художественное пространство все еще представлено ограниченным количеством институций и культурных агентов. На шаткой профессиональной сети лежит ответственность за репрезентацию обширного и сложно идентифицируемого пласта современного искусства. Эту миссию усложняет не только отсутствие адекватной инфраструктуры, но и предвзятое или безразличное отношение зрителя к современному искусству, которое все еще доминирует в Украине. Поэтому все то, что сегодня предлагается увидеть, становится частью массового образовательного процесса в попытках выстроить понимание того, что же такое искусство и каким оно может быть. И именно осознание титанической ответственности, что лежит на институциональных плечах, должно предшествовать всей организации и публичной презентации искусства.

Ответственность проявляется на двух уровнях – локальном и глобальном. В первом случае это активное протежирование, которое более заметно и понятно для локальной среды. Во втором же случае зона ответственности расширяется и легитимизация приобретает более сложные формы (не только художественные проекты, но некое публичное утверждение – частые упоминания в СМИ и т.д.).

Например, последние несколько лет имя харьковско-киевской художницы Дарьи Кольцовой можно увидеть среди участников достаточно большого количества выставок в разных уголках Украины. Осенью 2017 года её инсталляция разместилась на одной из центральных площадей Киева. Раннее, летом, работа Кольцовой была представлена в Мыстецьком Арсенале, а в 2016 году художница курировала выездной ГогольФест в Ивано-Франковске. Постоянное появление Дарьи Кольцовой в разных регионах и локациях, большое количество публикаций о ее работах, наверное, должно говорить само за себя: раз эта художница так востребована, то есть заметна для широкой публики, значит, её визуальные высказывания стоят этого.

Локальным примером может служить также харьковский художник Антон Ткаченко, который в последнее время открыл в родном городе большое количество персональных и групповых выставок, весной прошлого года был со-куратором выставки во львовском Музее Идей, в рамках проекта Муниципальной галереи участвовал в Одесской биеннале. Достаточно частое появление в пространстве одного города и негласное покровительство одной из первых украинских галерей практически кричит зрителю о том, что на этого автора необходимо обратить внимание. Ведь раз он прошел условный процесс легитимизации профессиональной средой, аудитория имеет основания относиться к его искусству серьезно. Или по крайней мере вынуждена обратить на него внимание, если работы художника заполняют столько пространства вокруг.

Эти художница и художник представляют совершенно разные тенденции современного искусства. Первая – это социально-критическое искусство, которое признает свою ответственность перед обществом и разрабатывает социальную проблематику. Темы, которые поднимает Дарья Кольцова в своих работах, всегда социально популярны, актуальны здесь и сейчас. Второй – искусство, которое оспаривает политическую ангажированность и постулирует себя как независимое пространство чистой мысли – искусство, которое говорит об искусстве. Своеобразный художественный батл между партисипативным и предпочитающим отстаивать художественную автономию искусством. Рефлексия vs идея.

Но при ближайшем рассмотрении антагонизм политического и независимого превращается в тупик, где одна его сторона – ярое стремление популярности, а другая – жажда концептуализма. Если мы говорим о концептуальном искусстве, представителем которого является Антон Ткаченко, то сухая «серая» форма должна побуждать зрителя к некому интеллектуальному усилию, когнитивной реакции, жажде понимания. С одной стороны, украинский зритель привык исключительно к эмоциональному восприятию искусства без дальнейшего анализа. Но с другой – художник стал пользоваться отсутствием художественного воспитания у массового зрителя, облекая банальные идеи в банальные формы, подавая это под соусом элитарной концептуальности. На фоне такой локальной катастрофы мы получаем художественный продукт, издалека похожий на работы американских концептуалистов (например, Сола Левитта и Фрэнка Стеллы, которые работали с геометрической формой). Но в каждой части созданных американскими художниками сложных структур был заложен смысл, отыскать который возможно. Каждый зритель волен выдумать его самостоятельно, но в тоже время художники дают возможность разгадать загадки форм, которые кажутся простыми. Но когда изначально автор лишает зрителя необходимых инструментов, бросая его в горячую лавину бессмысленной формы, такое искусство обречено оставаться в вакууме своей квазиконцептуальности.

Например, предложенные художником смыслы в рамках выставки «If only…» (которая прошла в Харькове в 2016 году), в итоге оказываются абсолютно непродуктивными. Монохромные геометрические фигуры, дополненные абстрактными рисунками и фотографиями, призванные ответить на вопрос «а что если?» оставляют зрителя один на один с гипертрофированной концептуализацией художника – когда художественное произведение и придуманное художником объяснение сражаются в вымышленной схватке.

Работы Антона Ткаченко с выставки “Если только…”

Работы выставки «Минимальная форма, элементарное значение» (в рамках фестиваля молодежного искусства Non Stop Media в Харькове) соответствовали названию и от этого должны были выиграть, поставив зрителя перед фактом «вы видите то, что видите», обыгрывая одну из основных идей концептуализма. Но для художников 70х такой шаг был риском и радикальной отменой всех правил и законов искусства, существовавших до них. Сегодня же такой ход рассматривается только как заигрывание с искусством и насмешка над зрителем.

Спецпроект Антона Ткаченко “Минимальная форма, элементарное значение”.

Невозможно не упомянуть о работе Антона Ткаченко в параллельной программе большого проекта Муниципальной галереи и НХМУ “Город Ха. Харьков Авангардный”. Совершая серьезный отбор участников, кураторы не включили работы Ткаченко в основную экспозицию, но отвели ему (в паре с харьковской художницей Ольгой Федоровой) отдельное пространство на первом этаже музея под самостоятельный проект, идеей которого было показать процесс подготовки – изнанку, которая всегда остается скрытой от зрителя. В итоге идея погружения в профессиональный и сложный труд воплотилась в примитивных текстах и нелепых объектах, которые скорее банализируют и обесценивают всех, кто причастен к харьковскому искусству. До сих пор противоречивый (в общей парадигме украинской занятости) труд кураторов и культурных менеджеров как будто возымел реальное подтверждение своей несостоятельности, несерьезности и условности.

Один из объектов Антона Ткаченко в рамках параллельного проекта выставки “Город Ха. Харьков Авангардный”.

Упомянутая в начале текста инсталляция Дарьи Кольцовой на Софийской площади в Киеве «Новостей нет, но я не верю…» была внедрена в публичное пространство. Настолько громкое высказывание в итоге превратилось в огромный симулякр из десятка деревянных конструкций, который совершает слабую попытку показать ситуации военного времени. Когда позиция художника оказывается слабее самой реальности, искусство становится лишь декорациями к выпуску вечерних новостей центрального канала. Один из отцов американского концептуализма Сол Левитт говорил, что сложно испортить хорошую идею плохим выполнением, но ни одну банальную идею не спасет прекрасное воплощение. В случае этой работы исполнение также оказалось вторичным, ведь повторяла инсталляцию китайского художника Сона Дона «Para-Pavilion» на Венецианской биеннале в 2011 году.

Инсталляция «Новостей нет, но я не верю» Дарьи Кольцовой.

Новый проект художницы “Птицы и цветы”, открывшийся в конце года, эксплуатирует не чужую идею, но саму фигуру художника, к которому сначала применяются уже неактуальные сегодня клише (например, запрос от общества заниматься лишь традиционным искусством), а потом искусственно возникшая необходимость освобождения от такого “ограничения”. Идея “освобождения”, постулируемая в проекте, и поиск свободы среди установленных обществом правил вряд ли необходимы художнице, которая выстраивает каждое высказывание, опираясь на актуальную сегодня конъюнктуру, находясь в постоянном процессе анализа не темы, но ее медиауспеха и правильного позиционирования.

Работа Дарьи Кольцовой в Port Creative Hub (2017).

Похожую стратегию воплощает киевская художница Зинаида Лихачева, чей статус на протяжении длительного времени поддерживают и актуализируют (в персональных или групповых проектах) галерея Лавра (2017, 2016 года), галерея M17 (2017 год), Щербенко Арт Центр (2107 год проект в рамках Книжного Арсенала), Мыстецький Арсенал (2016, 2014 года), участие в параллельной программе Венецианской Биеннале (2015 год), PinchukArtCentre (2015 год) и т.д.

В профессиональной художественной карьере Лихачевой рука об руку с прагматичным менеджерским подходом идет последовательная работа с социальным, где трагическое, болезненное, насущное поэтизируется и помещается в некую современную форму (инсталляция, видео, перформанс). Своеобразная эмансипация женского, которая является лейтмотивом практически всех работ (“женственность, освобожденная от социального гнета” – с сайта художницы), в результате оказывается поверхностной репрезентацией, воспроизводящей традиционные взгляды, но способной вызвать бурную эмоциональную реакцию зрителя (например, работа Mute, состоящая из историй волонтерок на Майдане).

Далеко не все искусство о социальном или политическом можно назвать спекулятивным. Но когда художник, затрагивая актуальную болевую точку, обходится без достаточного анализа или поиска другого авторского взгляда, лишь воспроизводя массовый голос и прямолинейно выдавливая сильную эмоцию, рождение которой не требует от зрителя ни малейшего интеллектуального усилия, может восприниматься лишь как спекуляция на проблеме другого. Такая тактика отчетливо прослеживается в работе NO LIFE, в которой художница констатирует некий эмоционально нагруженный факт (проблемы абортов во время Чернобыльской катастрофы) – повторяет его визуальным языком, не меняя предложение, оставляя все, вплоть до запятых.

Зинаида Лихачева, No Life. 2016, видеодокументация перформанса.

Кадр из проекта “Mute” Зинаиды Лихачевой.

Не смотря на различие методов и концептуальных подходов, все анализируемые работы художников находят друг друга в зоне безопасности – когда форма, смысл, идея не рискуют ничем, ведь повторяют уже сказанное и проговоренное. Активная репрезентация вместо презентации чего-либо нового не умножают смыслы, а лишь усугубляют расхожую уверенность в несостоятельности современного художника.

Глобальный мир требует от художника небывалого навыка и умений продвижения, знаний позиционирования себя на рынке и непрерывного пополнения CV. Необходимость быть не просто видимым, а замеченным, фактически вынуждает художника к гиперактивной саморепрезентации. Но когда такая институциональная активность чрезмерна, за ней тяжело рассмотреть «качество» искусства, так активно продвигаемого художником. Казимир Малевич настаивал на том, что самый большой враг искусства – это искренность. А современный художник искреннее хочет понравиться, все чаще используя для достижения этой цели продуманный маркетинг и эффективный менеджмент.