NFT-искусство: как художнику не превратиться в демиурга?

KORYDOR публікує текст Тетяни Осадчук, що посів ІІ місце в Х конкурсі арт-критиків, організованому та підтримуваному “Stedley Art Foundation”.

Надежда Толоконникова из российской феминистской панк-группы Pussy Riot 29 сентября 2021 года разместила на цифровом арт-маркетплэйсе SuperRare 333 цифровых рисунка из серии «Богородица Дева, стань феминисткой» в виде NFT. Как она рассказала в интервью изданию «Office»: «Что мне нравится в NFT – так это то, что он позволяет заявить, что цифровое искусство — это искусство, и оно не менее ценно. (…) В каком-то смысле, Pussy Riot, мы всегда были цифровыми художницами, потому что начинали как исполнители перформанса. У нас были только фотографии и видео наших выступлений, поэтому позже, когда мы общались с галереями и музеями, они спрашивали: «Подождите, что вы принесли с собой, где ваша картина?» А нет никакой картины» [1].

Рисунок из серии «Богородица Дева, стань феминисткой» (2021).  

Раннее они отчеканили и продали свой первый невзаимозаменяемый токен, собрав 100 ETH (128000 фунтов стерлингов) на аукционе 14 марта через платформу Foundation. NFT был предназначен для официального музыкального клипа на их последний сингл Panic Attack, посвященный темам ментального здоровья и экологии. В своем твите Pussy Riot заявили, что намерены использовать вырученные от продажи средства для поддержки шелтеров для женщин и продолжения создания активистского искусства [2].

При этом несмотря на куда меньший резонанс вокруг Pussy Riot, чем в 2012 году, они все еще продолжают раздражать российские власти. Саму Толоконникову, а также другую участницу группы – Веронику Никульшину – 30 декабря 2021 года Минюст России внес в реестр СМИ-«иностранных агентов» [3]. В подкасте для «nft now», который вышел несколько дней спустя, Толоконникова снова подчеркнула значение NFT для активизма: «Это великолепный инструмент для построений связей с людьми, которым не все равно» [4].

Значит ли это, что NFT по-новому освобождает творческие силы? Или, может, он их, наоборот, ограничивает? Понимание свободы – свойство человека индустриального времени. Быть свободным в представлении философов Просвещения – значит иметь право на распоряжение собственностью и автономность личности. По мнению экзистенциалистов, человек «обречен» быть свободным – нести бремя ответственности за право выражать свои мысли и поступки максимально открыто. Для многих такая перспектива оказывается невыносимой, поскольку сулит изоляцией от остального общества и чувством одиночества. Эрих Фромм подробно описал этот механизм в известном труде «Бегство от свободы» через смену производственных отношений – переход от феодализма к капитализму – особенности бессознательного в человеческой психике. По Фромму, после индустриальной революции мы не можем избавиться от стремления к свободе, хоть и страдаем от него, но мы имеем возможность перенаправить его из деструктивного состояния в созидательное.

Pussy Riot определенно можно отнести к примерам нон-конформизма. Феминистской и политизированной риторикой не удивить на художественных биеннале – даже если они проводятся на деньги крупного бизнеса, который использует труд бедных женщин-эмигранток. Но провокативное соединение феминистских символов с религиозными, поддержка политзаключенных и открытое «ACAB» в сторону полиции все еще презентуют их как художниц, которые ищут субъектность и понимают, почему стоит дорожить свободой. Двухлетний срок в колонии, который провели Толоконникова и еще одна участница Pussy Riot – Мария Алехина, доказывают, что свобода от тюремного заключения и свобода творить и выражать себя неотделимы друг от друга. В том числе это свобода сделать что-то новое и уникальное.

Уникальность – это как раз то, что и предлагает невзаимозаменяемый токен. Никто еще не смог изобрести по-настоящему незаменяемую вещь – но что, если попробовать стать этим человеком?

Идеи классиков постмодернистской истории искусств, наподобие Розалинд Краусс, направлены на критику концепта оригинальности, но NFT может считаться наиболее радикальной попыткой окончательно отказаться от бремени «сплошной копии» в искусстве. Именно «невзаимозаменяемость» приводится как одно из высоко инновационных качеств NFT, уникальное для данной технологии. Будто и не существовало дискуссий о том, что культ оригинальности игнорирует факт создания искусства в рамках существующих традиций, что сводилось не только к творчеству Энди Уорхола или Джеффу Кунсу. Так, копирование до недавнего времени было основой художественного образования, и еще во времена Возрождения оно могло восприниматься как дань великому авторитету, а не как воровство.

Что получает художник вследствие проникновения NFT в нашу жизнь? Несмотря на то, что диджитализация привела к распространению копий, она ровно также может привести к индивидуализации – даже еще более авторитарной и радикальной, чем нам всем этого хотелось бы. На мой взгляд, NFT – торжество человека, а не машины, как и система наблюдения за гражданами, которая осуществляется конкретными чиновниками или директорами корпораций, но не является силой, сродни природной стихии. Невзаимозаменяемый токен позволяет почувствовать исключительность своего искусства.

Главное обвинение в сторону NFT – это его откровенная неэкологичность, что в условиях с каждым годом все более заметного глобального потепления заботит не только немногочисленных активистов и ученых. Рынок невзаимозаменяемых токенов Nifty Gateway объявил о планах стать «углеродно-отрицательным». В конце каждого месяца платформа будет покупать квоты на выбросы углерода — кредиты, представляющие долю в экологическом проекте — возобновляемых источниках энергии или сохранении лесов. При этом создание одного токена может равняться 74 000 трансакциям Visa и требовать в 14 раз больше углекислого газа, чем обычный арт-принт [5].

Должен ли художник нести личную ответственность за использование вредной для природы индустрии в условиях, когда глобальное потепление становится все более ощутимым? Тем более, в случае рассматриваемых нами Pussy Riot, сложно становиться моральными судьями. Многие из нас не имели опыта проживания в шелтерах, несмотря на плачевную ситуацию с помощью жертвам домашнего насилия в России, Украине или где-либо еще на пост-советском пространстве. Кроме того, разворачивающаяся жестокость – например, на митингах за освобождение Алексея Навального, против Лукашенко, отпуска цен на газ в Казахстане или в инцидентах нападения на ромов – заставляет действовать более бескомпромиссно. В то же время нам известно, какой коллективный ущерб — в виде засух и наводнений — несет чрезмерное использование электроэнергии. И если о жертвах домашнего или полицейского насилия начинают говорить больше, то смерть конкретных людей от затопления дома или лесного пожара все еще относится к разряду «тихих», которым обычно не посвящают больших историй в сми.

Я думаю, что проблема индивидуального и коллективного играет здесь решающую роль, поскольку использование невзаимозаменяемого токена несет в себе угрозу ограничения свободы других людей за счет художника. Не будет ли в будущем испорчен человеческий творческий потенциал, если нас станут окружать объекты, не поддающиеся копированию?

Художник – чрезвычайно зависимая профессия. Художник часто не может жить без спонсоров и всегда – без аудитории. К тому же, к хлебу у людей обычно меньше претензий, чем к спектаклю, книге или фильму. Многие художники раньше могли достойно существовать только за счет крупных корпораций, но включение гонораров в NFT может гарантировать художнику большую прибыль.

Пправо собственности – более сложная проблема, чем кажется. NFT — просто ссылка на произведение искусства, хранящееся на другой платформе — OpenSea, Nifty или какой-либо другой. Уверен ли покупатель, что продавец имеет надежное право собственности на эту работу? Что, если хост-сайт обанкротится? Цифровое искусство исчезнет вместе с ним. И получает ли покупатель право коммерциализировать изображение? Если стартап обанкротится или ссылка будет удалена, ваш NFT может оказаться бесполезным или, по крайней мере, «пустым».

Один из основных пунктов критики концепции авторского права – факт того, что никакого индивидуального искусства в виде «порыва творческого гения» не существует. Хотя само творчество – неотъемлемая часть человека (а если ссылаться на лингвистические исследования Ноама Хомского, то вовсе – врожденная [6]), средства для его реализации не существуют в вакууме. Становление художником невозможно без сообщества «вдохновителей», «поддерживающих» и «сочувствующих». Так же, как мама Адама Смита всю жизнь готовила ему обеды, пока он писал прорывные экономические труды, образ импрессиониста или постимпрессиониста XIX века неотделим от его многочисленных муз и официанток, подобных героине «Бара в «Фоли-Бержер», каждый день обслуживающих гениев-живописцев.

Эдуард Мане, «Бар в «Фоли-Бержер» (1882)

 Нет искусства вне социальной страты, в которой живет художник, и нет его вне экономических отношений, в рамках которых он или она имеет возможность одинаково получить еду и образование. И марксистская мысль, что искусство – инструмент в руках правящего класса, не потерял актуальности в условиях существования теневых арт-рынков и желания у «низовых» художников подражать высокооплачиваемым знаменитостям.

Кроме того, концепция художника-демиурга – опасна и авторитарна, в подтверждение чего существует множество примеров – начиная простудившейся моделью Элизабет Сиддал, которая позировала для картины Джона Эверетта Милле «Офелия», и заканчивая пресловутой серией «Дау» Хржановского, где в качестве актеров использовали людей, оказавшихся в пропасти бедности, и затем многие из них даже не получили оплаты, несмотря на деспотичные условия труда. Но раз все это известно – почему даже художники-бунтари, чье стремление к свободе очевидно, принимают правила, которые могут эту свободу ограничить?

Джон Эверетт Милле, «Офелия» (1852)

Режиссерка Евгения Ковда в своем эссе [7] о культуре России замечает, что хотя правительство пытается «показать силу» в войнах, искусство практически не поменялось с 1990-х. За блеском московской жизни скрывается сообщество, которое не знает, чего хочет от будущего, и мыслит неоколониальными концепциями, грезя жизнью в «нормальной» (то есть, по американскому образцу) стране. Однако, как указывает сама авторка, не только Россия погрязла в повторах – весь мир застрял в стагнации, производстве ремейков и возвращении ностальгических мотивов. Хотя постмодернистская философия предполагает, что мы только и способны воспроизводить симулякры и другие копии, желание чего-то нового – так же, как и стремление к свободе – нельзя отделить от современного человека.

Далеко не всегда понятие нового – экспериментального, необычного – воспринималось как нечто положительное. Для средневекового человека было желательно не только воспроизводить и созерцать знакомые сюжеты, но и приводить их в соответствие с канонами. Даже в очень недавнем прошлом понятие «нового» не было до конца знакомо в искусстве – например, в массовом кино практически вплоть до появления «Нового Голливуда», который вышел за рамки шаблонных мелодрам, вестернов и пеплумов. Постмодернистская философия убедила нас, что мы не можем создать ничего оригинального, но порыв к творчеству из-за этого не исчез. Напротив: и массовая культура, и андеграунд продолжают находить новых потребителей, но качественно они буксуют, испытывают кризис в поиске новых выходов и трансформаций.

Таким образом, моя гипотеза состоит в том, что интерес к NFT – это голод по чему-то радикально новому. И чем больше оттягиваются перемены, тем меньше мы понимаем, что именно новое мы хотим увидеть. В этой оптике свобода художника сегодня очень ограничена интеллектуально и психологически, но пытается вырваться наружу к этике и заботе. Кому, как не Pussy Riot, с опытом заключения двух их участниц и основанием издания «Медиазона», которое пишет о пытках в тюрьмах и ведет прямые эфиры из судебных заседаний, знать о насилии. Но так же слабо их понимание потребностей не только населения из провинциальных российских регионов и людей из других уголков планеты, за счет которых цифровое искусство в принципе существует.

Примечания:

1. Pussy Riot’s new NFT, «Virgin Mary, Please Become a Feminist». (2021, September 28). Office Magazine. http://officemagazine.net/pussy-riots-new-nft-virgin-mary-please-become-feminist.
2. Batycka, D. (2021, March 15). «We can use NFTs to support good causes»: Pussy Riot mints and sells first NFT to raise money for women’s shelters. The Art Newspaper – International Art News and Events. https://www.theartnewspaper.com/2021/03/15/we-can-use-nfts-to-support-good-causes-pussy-riot-mints-and-sells-first-nft-to-raise-money-for-womens-shelters.
3. Надежда Толоконникова отказалась вставлять в свои посты маркировку о статусе «иноагента». (2021, December 30) Meduza. https://meduza.io/news/2021/12/30/nadezhda-tolokonnikova-otkazalas-vstavlyat-v-svoi-posty-markirovku-o-statuse-inoagenta.
4. nft now podcast (2022, January 4). Pussy Riot’s Nadya Tolokonnikova on Activism in NFTs. YouTube. https://www.youtube.com/watch?v=Csh7_5aHP7Q&feature=youtu.be
5. Qiu, J. (2021, May 5). What Are NFTs, And What is Their Environmental Impact? Earth.Org – Past | Present | Future. https://earth.org/nfts-environmental-impact/.
6. D’Agostino, F. (1984). Chomsky on Creativity. Synthese, 58(1), 85–117. http://www.jstor.org/stable/20115957.
7. Kovda, E. (2021, June 12). Evgenia Kovda: «My thoughts on Russian culture». Evgenia Kovda. https://yasha.substack.com/p/evgenia-kovda-my-thoughts-on-russian.