4 комнаты Катерины Ермолаевой

«Интротурист» Катерины Ермолаевой начался с резиденции в Ужгороде, организованной Петром Ряской в отеле «Закарпатье» в 2016 году.  Приехав на место, художница решила сделать проект в заброшенном ресторане гостиницы с недвусмысленным названием «Яма», которое имеет определенные коннотации. Яма – запретное, убогое место, где происходят неприглядные таинства, незаметные или же не замечаемые обществом: «за Ямой на много лет – даже до сего времени – осталась темная слава, как о месте развеселом, пьяном, драчливом и в ночную пору небезопасном» (Александр Куприн, «Яма»).

Таким «небезопасным», «пьяным» местом представляется ночная жизнь отеля. Там кипит другая жизнь. Это место, лишенное (для внешнего наблюдателя) обыденности, место, где собираются неслучайные люди. Осмысляя ауру места для ужгородского проекта «Свободных номеров нет», Ермолаева продолжила там свою серию фотографий, начатую на страницах социальных сетей facebook и instagram, в которых в течение месяцев художница перевоплощалась в различных полуглянцевых/полумаргинальных персонажей, примеряя на себя роли другого человека. С одной стороны, это связано с детскими играми в переодевание, попыткой несвоевременно стать взрослым, с другой же стороны, такое перевоплощение освобождает от самого себя, когда проигрывание ролей других и конструирование историй помогает убить «забитость» в себе. Если фейсбуковская линия представляла серию спорадических снимков, где Ермолаева представала в непривычных, противоречащих самой сущности художницы провокативных образах, то в «отеле» они вылились в конструирование «реальных» историй.

В ужгородском отеле фотографии были естественным образом интегрированы в «место таинства» – «Яму». Для киевского арт-пространства «Closer» же Ермолаева сконструировала искусственную ситуацию забитого заброшенного места, клоаки. Заходя в экспозицию, зритель сталкивается с застывшим кадром отельного интерьера при дневном освещении – типичного интерьера советской гостиницы конца 1980-х годов. Только едва уловимое подрагивание шторы, её еле заметное движение создает саспенс. Эта остановка в экспозиции – застывшая обыденная реальность – вводит зрителя в ситуацию тревожной неопределенности, ожидания события, действия, которое конечно же произойдет ночью.

Само выставочное пространство Closer – черные стены с обшитыми черной тканью окнами, барная стойка, кричащие звуки клипа 1980-х, дешевые эффекты от искусственного дыма, свойственного эстраде тех же лет, различные фонарики и гирлянды – все воссоздает бутафорную атмосферу киноплощадки. В центре зала конструкция, разделенная на четыре блока, в каждом из которых размещены фотографии художницы, рассказывающие историю отдельного персонажа.

Ермолаева перевоплотилась в четыре образа: “дерзкого мачо”, “поп-дивы”, “проститутки” и “синего чулка”. История каждого персонажа разворачивается ночью в гостиничных номерах и интерьерах.

Уверенный в себе мачо оказывается одиноким человеком, проявляющим заботу о своих игрушках, которые он притащил с собой в отель, устроив им день рождения с тортом со свечками и бережно уложив их спать. Проститутка, которая пытается подцепить клиента в отеле, от страха перед входом в номер выпивает и принимает наркотики. Паренёк, приехавший в гостиничный номер, перевоплощается там в образ поп-дивы. Таким образом он скрывает свои сексуальные привязанности, или же одинокая комната отеля просто-напросто открывает ему свободу самоощущения, мнимой славы, славы на одну ночь, свидетелями которой является он и его отражение в зеркале. Учительница, которая попадает в отель, приглашенная, возможно, ею же самой вымышленным воздыхателем, всю ночь остается в ожидании его. Так, при внешнем лоске всех персонажей, который достигается за счет контрастного освещения, внимания к броским ярким деталям и аксессуарам, каждая история – это история о мечте, каждый персонаж невероятно раним, восприимчив и впечатлителен.

Перед созданием каждой истории Ермолаева прописала детальные инструкции внешнего вида и поведения персонажей: как должен выглядеть персонаж, во что одет, как должен себя вести. Собственно, художница создавала определенный сценарий, как бы фиксируя подсмотренные другие жизни. Это истории о мечте и одиночестве, однако в нашем случае одиночество дает этим персонажам свободу.

4 истории, 4 сектора, и упомянутые эффекты вызывают в памяти американскую киноантологию «4 комнаты», где все истории связаны между собой коридорным Тедом, попадающим в чужие ролевые игры – постояльцев отельных номеров. Здесь же все истории связаны между собой перформером – самой художницей ^[1], которая придумывает сценарий, создает персонажей в своем воображении, а потом перевоплощается в них – странных неслучайных жителей гостиничных номеров, используя саму себя в качестве материала. «Интротурист» – это первый проект Ермолаевой, где художница присутствует физически. Но одновременно в нем присутствует только ее тело как медиум, которым она пользуется для моделирования различных очень интимных ситуаций. И собственно вот эта интимность, очень субъективное, личное пропускание действительности через свою психику вписывает проект в целостную практику художницы, во многом связанную с сугубо личными переживаниями, но при этом реализованную как бы дистанцированно, прячась под маской. Воссоздавая или придумывая истории о других, художница рискует стать заложницей собственных образов, которые овладевают ею в реальной жизни, когда созданные в воображении они как бы обретают плоть.

В 1996-м году в Одессе в галерее «ДАДА» состоялась выставка «4 комнаты» (кураторы: Мирослав Кульчицкий, Вадим Чекорский). Тогда этот проект был прямой аллюзией на одноименный американский фильм. В проекте также переосмыслялось место, но важной была идея перехода (физического и метафорического). Экспозиция в одесском «Пассаже» была устроена таким образом, что можно было переходить из пространства одной комнаты в другую, открытость была важной составляющей идеи выставки. У Ермолаевой все истории заземлены в самих себя, они не предполагают открытости: каждый персонаж предоставлен только самому себе, своим мечтам и проблемам. Интро-турист – турист, постоялец по необходимости, отдается своим внутренним переживаниям и выстраивает диалог с самим собой. Если в одесском проекте важной была зона перехода, рефлексия об открывающемся западном мире, то 20 лет спустя в условных 4 комнатах Ермолаевой звучит латинская приставка «интро», предполагающая заглядывание вовнутрь, конструирование своего мира. Если в одесском проекте важной составляющей была аллюзия на (западное) кино, то здесь это интуитивные ассоциации, обращенные к нашему аффективному опыту, а кинематографический подход – это всего лишь инструмент.

[BMo_scrollGallery id=37 sG_thumbPosition=bottom sG_images=1 duration=slow gallery_width=600 gallery_height=400 thumbs_width=100 thumbs_height=100 sG_caption=1 sG_start=1 sG_loop=0 sG_loopThumbs=0 sG_clickable=1 sG_opacity=100 sG_area=200 sG_scrollSpeed=2 sG_autoScroll=0 sG_aS_stopOnOver=1 sG_diashowDelay=0 sG_followImages=1 sG_responsive=1 ]

Оба проекта отсылают к размышлениям о виртуальном пространстве. Но в одесской выставке это было связано с конструированием виртуального пространства сквозь призму кинематографических практик, а зона перехода во многом апеллировала к социально-политическим трансформациям середины 1990-х годов. В «Интротуристе» Ермолаевой виртуальное – это сегодняшняя данность, к которой обращается художница, где не видно перехода, а точнее, где грань между реальным и виртуальным, настоящим и фиктивным настолько зыбка, что она вовсе не подвергается вопрошанию, а мы все существуем в поле размытых идентичностей.

Перевоплощение, связанное с формированием личных мифологий, имеет традицию в истории мирового современного искусства (Синди Шерман, Влад Мамышев-Монро и многие другие авторы), но что несет эта традиция сегодня в украинском обществе? Стоит ли воспринимать этот проект только лишь как интровертный, направленный на решение личных проблем? «Интротурист» затрагивает вопросы возможности быть самим собой, когда идентичность растворяется, контролируется и регулируется принципами социальных сетей, или же более локальный вопрос возможности быть самим собой в современном украинском обществе –  свободны ли мы сами конструировать свои идентичности, быть тем, кем хотим, имеем ли право на высказывание и самопрезентацию, либо она возможна только лишь в отделенных запретных (невидимых общественному оку) комнатах отелей?

Примітки:

^[1]  Все фотографии созданы Михаилом Мельниченко (г. Ужгород).