Дарья Бадьёр: «Я верю в магию большого экрана»

Дарья Бадьёр — украинская журналистка, редакторка отдела «Культура» в издании Lb.ua, лауреатка премии Women in Arts 2020 в номинации «Женщины в культурной журналистике, критике и исследованиях». Бадьёр — член Международной федерации кинопрессы FIPRESCI и соучредительница общественной организации «Союз кинокритиков Украины». Была в составе Украинской оскаровского комитета с 2016 по 2018 год.

В этом году Бадьёр вошла в состав жюри конкурса документального кино про права человека Docudays UA 2020 в категории Docu/Мир. Все программы фестиваля без изменений пройдут в онлайн-режиме с 24 апреля по 3 мая.    

Катерина Яковленко поговорила с журналисткой и кинокритиком об украинском кино, индустрии и культуре просмотра фильмов.

Катерина Яковленко: Почему кино для тебя стало определяющей темой?

Дарья Бадьёр: Кино — одно из самых популярных в мире искусств. В большинстве семей первое, с чем ты знакомишься — это музыка и кино.  В 1990-х был видеопрокат, каждый день мы семьей брали кассеты с новыми фильмами, обсуждали с родителями. Потом на каком-то этапе я сама начала ходить и выбирать фильмы, которые мы будем смотреть, самостоятельно. И так постепенно начала, видимо, более вдумчиво относиться к тому, что мы будем смотреть. Очевидно, в моей голове происходила какая-то рефлексия. Потом я начала писать на форуме Пятого канала, в студенческие годы — в Livejournal, а потом я начала предлагать свои тексты в разные издания. В какой-то момент мне написала Таня Потапова, которая помогла мне связаться с редакторами. Потом я вышла на заместителя главного редактора LB.ua и начала писать для них каждую неделю колонки-рецензии.

Почему кино? Просто я люблю кино. Но у меня нет киноведческого образования, я в этом смысле я аматор.

К. Я.: Но у тебя есть зрительский опыт.

Д. Б.: Да, безусловно. Потом, понятное дело, я начала читать книги и тексты о кино. Так, на чужих текстах, сама себя научила писать более-менее вменяемые тексты (по крайней мере, я надеюсь на это).

К. Я.: В чем для тебя разница между критикой и культурной журналистикой, и если ли она? Что тебе ближе?

Д. Б.: Если честно, то ближе и то, и другое. Я поэтому и переключаюсь всё время из одного на другое. Критика для меня ближе к литературе, к какому-то самовыражению на грани художественного высказывания. Через критику обретаешь определенную форму. В ней главный принцип, чтобы это было интересно читать. С журналистикой тоже так, но в журналистике есть четкие правила и стандарты, которым необходимо соответствовать и по которым ты плывешь. Для меня лично кинокритика — это самовыражение, а журналистика — ремесло. Кроме журналистики и аналитики я ничего не умею делать, соответственно я только сквозь эту оптику могу смотреть на реальность и её переваривать.

К. Я.: Ты говорила о том, что журналистике необходима конкуренция. Как с этим обстоят дела в отношении кинокритики? Как ты можешь оценить этот уровень конкуренции в ряде украинских ресурсов, пишущих сегодня о кино?

Д. Б.: В кино она присутствует в большей степени, чем, например, в театре. Театральных критиков не очень много, к сожалению, поэтому и не приходится говорить о конкуренции. О кино пишут чаще и конкуренция возникает в случае, если кто-то напишет раньше тебя, напишет лучше тебя, увидит то, что не увидел ты. Но мне кажется, что здесь о конкуренции идет речь только в медийном смысле — важно, кто написал первый, ну или кто нашел какую-то другую форму. Так происходит и с любой журналистикой, и поэтому когда открываются новые издания, это всегда хорошо, все начинают оглядываться. Вот мы едем уже по накатанной колее, и вдруг появляются новые люди, которые уже дышат нам в спину. Я думаю, это очень полезная история. То, о чем мы пишем — культура. Понятно, что все люди вокруг культурные, и никто друг другу на пятки не наступает, в очередях на показах не толкается, — нас все-таки мало. Для такой огромной страны, как Украина, рынок медиа, пишущих о культуре, достаточно мал. Так что это больше конкуренция внутри себя.

К. Я.: Какой была цель создания Союза кинокритиков? Оправдала ли она за годы существования свои первоначальные цели и задачи?

Д. Б.: Союз кинокритиков был создан не снизу. И пока проблем, которых нам всем вместе нужно было сообща решать, не возникало. Мы создали Премию кинокритиков «Киноколо» и нам нужно было её от кого-то вручать. Поэтому создали комитет, куда входят 42 человека. Мне кажется, Союз создает минимальное чувство локтя, понимание, что рядом с тобой есть другие люди. Можно написать групповое письмо, и ты можешь получить ответ от коллег, которые, возможно, сталкивались с теми проблемами, с которыми в данный момент столкнулся ты. Я смотрю оптимистично на любое объединение, когда оно создано по общим интересам. Учитывая разрозненность журналистики и слабую способность к солидарности, мне кажется это важно.

К. Я.: Как раз подумала о том, что подобный Союз влияет на формирование среды и привлекает других людей, чтобы присоединиться к этому сообществу.

Д. Б.: Наша цель еще в том, чтобы сделать сообщество кинокритиков видимым. Собственно, для этого мы придумали на кинофестивалях выставлять оценки от кинокритиков. Это стало достаточно популярно, потому что всем нравится выставлять оценки. Ты видишь имена этих кинокритиков, узнаешь, что они имеют какую-то свою оптику, обращаешь внимание на то, как они пишут и почему. Часто журналистская работа недооценивается и считается, что, когда ты смотришь кино, то можешь автоматически про него писать. Да, о кино написать можно, но это не будет соразмерно работе кинокритика.

К. Я.: Я тебя уже спрашивала про конкуренцию в медиа, а что касательно конкуренции в кино среди режиссёров, кинооператоров и вообще возможна ли она в украинском контексте?

Д. Б.: Мне кажется, она существует тоже на очень личном уровне: у кого-то включается спортивная злость, у кого-то нет. Я не уверена, конкуренция ли это. Киношная среда не такая токсичная как, например, художественная. Кинематограф все-таки — коллективная деятельность и, чтобы снять кино, нужно минимум еще два или три человека. Поэтому нужно уметь договариваться. А если ты будешь со всеми ругаться, никто не захочет с тобой работать, ты ничего не сможешь сделать. Поэтому, мне кажется, что тут конкуренция более здоровая, более творческая.

К. Я.: Давай поговорим об украинском кино последних лет. Можешь ли ты говорить, что оно переживает новый виток, в связи с появлением питчингов от Госкино или поддержке молодых режиссеров на Docudays UA?

Д. Б.: Если мы говорим о новом витке, то должны его сравнить со старым витком, а его не было очень много лет. То есть, это просто виток, который будет, если продолжится система питчингов и появится новое поколение, младше нынешнего. Условно говоря, за кино возьмутся нынешние 20-летние, начнут делать что-то смысловое по форме и отличное от работ авторов, работающих сейчас. А так это просто наконец-то открылись шлюзы, кино завалили деньгами и поэтому выросло достаточное количество довольно неплохих фильмов. Некоторые из них заслуживают особенно пристального внимания, особенно это касается украинской документалистики. Здесь есть пул режиссёров до 30 лет, за которыми интересно следить. Их дебюты и успех произошли благодаря истории с питчингами. Не знаю, новая ли это волна. По-моему, если долго что-то поливать, то оно прорастет. И вот оно проросло.

Мне кажется, что «волна» — это когда режиссеры объединены чем-то общим, тематически или стилистически — как угодно. Здесь этого нет. Но возможно это можно будет нащупать со временем. Нужно посмотреть украинский документальный конкурс на Docudays UA, может, он что-то проявит. Интуитивно мне кажется, что люди уходят от основного нарратива, который превалировал ранее — Евромайдан, война, посттравматический синдром и всё, что с этим связано. Теперь, как мне кажется, они идут дальше и обращаются к личным историям и неочевидным темам, вроде контрабанды, крестного хода, как у Химея и Малащука. В общем, теперь они позволяют себе другие темы.

К. Я.: Могут ли они, в таком случае, позволить себе другой визуальный язык? На чем он строится, и на основе чего формируется?

Д. Б.: Пока точно не знаю, я еще не видела фильмов. Но мне кажется, что им нужно искать. Мне очень интересно, что будет теперь. Особенно после того, как они столкнулись с кризисом, риском того, что закончится вся эта благословенная многомиллионная история с грантами от государства. Возможно, они будут искать выходы за границей, на других рынках.

К. Я.: Сегодня украинское кино показывают и на большом экране. Но насколько корректно называть это кино «массовым»? Что сегодня является массовым кино?

Д. Б.: Мне кажется, что главная амбиция — попробовать уйти от массового кино. Многие говорили, что граница между жанрами стирается, но водораздел между массовым и авторским кино в мире как раз усиливается: когда хорошие маленькие истории уходят на маленькие экраны, а большие остаются на больших. Производят больше анимационных фильмов, больше фильмов по 3 часа и по миллиарду долларов.

В Украине все немножко по-другому. Здесь главная проблема массового кино в том, что мы пропустили отрезок, когда, как, например, в США большое массовое кино стоит на плечах авторского кино (имеется в виду «Новый Голливуд» из которого выросло новое поколение режиссеров). В Украине же сразу появился этот водораздел: есть режиссеры, которые хотят играть в своей маленькой авторской песочнице, а есть «мэтры», которые снимают массовые фильмы. Много массовых украинских фильмов сняты людьми, которые не очень хорошие режиссеры, откровенно говоря. Они либо просто осваивают деньги, либо искренне пытаются что-то сделать, но у них не получается. Например, на мой взгляд, Ахтем  Сеитаблаев намного лучше как актер, чем как режиссер.

Но я бы все-таки повернула разговор о массовом кино в русло индустрии, куда нужно влить свежую авторскую кровь. Не выдавать разнарядки, а позволить режиссерам высказаться так, как бы они этого хотели.

К. Я.: Ты фактически опередила мой следующий вопрос про патриотическое кино, которого в последнее время стало намного больше. Есть запрос государства на создание подобных фильмов. Но можем ли мы подобными фильмами противостоять условно пропаганде, используя такой контраргумент? И может ли такое патриотическое кино быть хорошим, качественным и интересным?

Д. Б.: Оно может быть и хорошим, и качественным, и интересным. Например, фильм «Черкассы», который сейчас вышел на экраны. Я видела его режиссерскую версию — это хороший образец патриотического кино, снятого для здорового человека. Я не знаю, отличается ли его прокатная версия, но это авторское высказывание на актуальную тему, где из личной истории разворачивается большая, государственная. И это неплохо сделано. Может ли это противостоять пропаганде? Я думаю, нужно попробовать это измерять, пусть проведут социальный опрос…

Я слышала разговоры между народными депутатами, которые обсуждали фильмы, на которые выделяли деньги. А где же патриотическое кино? Где Украина на экране? Они по-своему тоже правы. Возможно, они хотят заменить российский контент, например фильм «Дуэлянт» или «Сталинград», который был лидером в украинском прокате в 2013 году. Если удастся создать такой фильм как «Спасти рядового Райана» по-украински, было бы классно. Я сейчас на подобные вещи смотрю достаточно спокойно. Конечно, есть какие-то совершенно чудовищные фильмы, маскирующиеся под массовое патриотическое кино и получившие кучу денег от государства на производство. Но это уже на ответственности экспертов, которые дали денег на эти фильмы, прекрасно зная, я уверена в этом, что будет на выходе.

К. Я.: Как ты можешь охарактеризовать возможности украинского кино на «Оскаре»?

Д. Б.: На самом деле, участие Украины на Оскаре — это огромная работа. Нужно понимать, что фильм «Паразиты» — это первый южнокорейский фильм, получивший Оскар как иностранный фильм. Это огромный прорыв для индустрии там. Я считаю, что всем пиарщикам нужно отдельно изучить опыт того, какой была пиар-стратегия фильма «Паразиты», что они такого сделали, что получили «Оскар»? Как они заставили киноакадемиков смотреть фильм с субтитрами? Была проделана невероятная работа. Вообще собрать киноакадемиков на показ – это очень сложно. Мне кажется, это просто такими шажками нужно делать, потому что мир уже говорил о южнокорейском кино, а об украинском кино последние время, я не знаю…

К. Я.: Был же фильм «Донбасс» Сергея Лозницы.

Д. Б.: Да, но у «Донбасса» Лозницы не было, например, американского прокатчика. Это тоже очень важно, чтобы был американский прокатчик, который будет тобой заниматься. Он должен быть одновременно достаточно большим, чтобы влиять на что-то, и достаточно маленьким, чтобы сфокусироваться на тебе. Потому что, если большой прокатчик выбирает 15 фильмов, а выстреливает только один, например, как «Дылда» Кантемира Баладова, естественно, все силы пойдут на него. Все остальное пойдет просто в пакете. Кроме того, Александр Роднянский, который занимался «Дылдой», мужчина активный в этом плане и знает, как работает индустрия, в том числе. Мы только учимся, и у нас был шанс появиться на «Оскаре» с «Племенем» Мирослава Слабошпицкого. Я считаю, это был реальный шанс и так сложились звезды. Это был хороший фильм, который выстрелил, который был новаторским и о котором все говорили. Но участие экспертов старой закалки в украинском оскаровском комитете не позволило ему пройти дальше. И они, очевидно, поставили не на ту лошадь.

К. Я.: Ты за эксперимент в кино и, в частности, в документальном кино? И что для тебя является экспериментом?

Д. Б.: Какой-то любой выход за принятые рамки, наверное. Попытка сделать что-то другое, по-другому посмотреть на структуру происходящего в кадре: на цвет, на свет, любое другое. Любой радикальный выход и попытка переосмыслить то, как и что делать.

К. Я.: Я как пример вспомнила фильм Стаса Битюцкого «24», который он снимал на мобильный телефон. Это тоже выход за рамки?

Д. Б.: Да, это тоже эксперимент. Почему-то фильмы Стаса вызывают какие-то невероятные реакции. На Одесском кинофестивале его фильмам больше всех доставалось. Но Стас, с присущей ему флегматичностью, достаточно спокойно рассказывает о том, почему он делает именно так. И ты ему веришь. И я готова дать ему карт-бланш, чтобы он снимал как угодно: квадратное, круглое, какое угодно кино. Потому что ты понимаешь, что человек думает о том, зачем он это делает. К слову, сейчас достаточно много вертикального кино.

Все, что оправданно и сознательно выбрано, а не потому, что это конъюнктура и этот фильм потом возьмут на Берлинале, для меня и является этим экспериментом.

К. Я.: Ты говорила о том, что есть большие сети, которые показывают массовое кино и есть локальные кинотеатры, которые показывают авторское кино. В условиях, когда остаются только массовые сети, что делать авторскому кино? Куда ему идти? И как защищать прокатчиков украинских фильмов? И стоит ли их защищать?

Д. Б.: Стоит защищать. Я бы больше говорила о мировом опыте, потому что маленькие кинотеатры уходят на стриминговые сервисы. Но если украинское кино попадет на Netflix, оно там потеряется, к сожалению.

Я верю в магию большого экрана. В идеале, если фильм был задуман для большого экрана, его нужно смотреть на большом экране. Тут на помощь приходят кинофестивали, где можно посмотреть кучу разного кино, которое потом не выйдет в прокат. Есть сети, которые берут авторское кино, как например «Планета кино», где и качество хорошее. Меня беспокоит то, в каком качестве показываются у нас фильмы. Например, в кинотеатре «Киев» был механик, который позволял себе обрезать края кадра. Например, у фильма множество премий и наград, его сняли это на пленку 70 мм, а какой-то дядя Вася в рубке просто взял это и обрезал, потому что фильм на экран не влезает. Я, в этом смысле, по кинотеатру «Киев» не скучаю, потому что, это хамство и так быть не должно. Но так было много лет.

Мне кажется, нужно больше говорить о культуре просмотра, о культуре показа: должен быть нормальный звук, хорошая проекция. Один мой коллега, правда, считает, что если фильм хороший, то он хороший на любом экране…

Мне жаль, что закрываются кинотеатры, особенно в центре. Потому что вместо них не открывается ничего другого: ни библиотека, ни музыкальная школа, ни книжный магазин, ни музей, а открывается какой-то очередной торговый центр или парикмахерская. Культура в этом плане проигрывает свободному рынку, поэтому тут нужен государственный протекционизм. Мне жаль того, что случилось с кинотеатром «Киев», это абсолютный провал киевской власти. Это все очень гадко и неприятно, потому что культуры становится намного меньше. Она становится более поверхностная и быстрая.

К. Я.: Обладает ли Союз кинокритиков политическим голосом, сможет ли он например повлиять на ситуацию с кинотеатрами?

Д. Б.: Я не уверена, что обладает, и это не наша задача. Кинокритики и журналисты — это арбитр или зеркало. Давить и менять — не наша функция. Наша функция — анализировать кино, а не выходить с транспарантами. Мы можем выйти и с транспарантами, но как граждане. Вопрос в том, не будет ли это мешать нашей оптике? Я, к сожалению, давно не была в муниципальных кинотеатрах, но то, что там происходит, требует отдельного внимания. Если есть проблемы, как это было в кинотеатре «Киев», их нужно решать вовремя.

К. Я.: Какой из последних украинских фильмов тебе больше всего понравился?

Д. Б.: Мне понравился фильм Наримана Алиева «Додому», хотя у меня к нему осталось много вопросов, особенно к женским персонажам, которые в фильме не очень хорошо прописаны. Они все истеричные и одинаковые, и я боюсь, что это такой консервативный взгляд на женщин, как на не очень важных и стереотипных персонажей. В остальном это очень красивый и классно сделанный фильм. Ты видишь, что это режиссер, который знает, что делает.  Из документальных, «Явных признаков нет» Алины Горловой меня очень сильно удивил. Предыдущая работа Алины «Холодный Яр» мне не очень понравилась, а тут все развернулось очень классно. Мне очень нравится фильм Алисы Коваленко «Домашние игры», там очень магнетическая героиня. У Алисы какая-то особенная любовь к своим персонажам.