Документальное кино: иллюзии жанра

Что собой представляют эксперименты в современной документалистике? Можно ли говорить о свободе в документальном кино? И по силам ли подобное в Украине? Об этом говорили кинокритики и режиссеры во время дискуссии, организованной Международным фестивалем документального кино Docudays UA и PinchukArtCentre.

Одна из программ DOCU/АРТ — это как всегда актуальные форпосты в экспериментах с формой документального кино. Нынешний год — особое тому подтверждение. «Машина времени Сэма Клемке» из видеоблогерства превращается в философское эссе о показном, радостном, подстроенном и тревожном в жизни взрослеющего мужчины. Режиссер Мэтью Бейт использует видео, звук, монтаж именно как инструмент, чтобы забросить в мир свое собственное послание о страхе, смерти и будущем человека. А «Шоу всех шоу» Бенедикта Эрлингссона возвращает нас не только к истокам кино с его целью запечатлевать и впечатлять реальностью, но и к его неутомимой атракции. Ведь фильм — это удивительное путешествие в архивы кабаре, сумасбродных акробатов и клоунов, которые на века застыли между настоящим и видимой реальностью.

Тот же неутомимый покоритель реальности, современный датский документалист Йон Банг Карлсен, представляя фильм «Сейчас или никогда» на фестивале, подчеркнул, что реальность его фильмов хоть и личностное видение мира, это тоже реальность, в которую смотрит зритель. И, возможно, именно она сможет помочь ему разобраться в собственных сомнениях. Cегодня гибридная смесь жанров может привеcти зрителя в невероятные миры. И они тоже будут называться документалистикой.

Об иллюзии жанра в документальном кино рассуждали режиссеры Катерина Горностай и Алексей Радинский, кинокритики Юлия Коваленко и Александр Телюк. Модерировал дискуссию кинокритик и основатель интернет-журнала про авторское кино Cineticle Станислав Битюцкий. KORYDOR записал самые интересные реплики участников.

О свободе документалистики и воле режиссера

Алексей Радинский: Свобода документального кино — это свобода от так называемого человека. Мы часто слышим, что главной предпосылкой настоящей документалистики должен быть фильм про человека. Для меня это иллюзия, которую важно развенчивать. Ведь это остаток идеологии, что представляет определенную норму. Это — идеология индивидуализма.

Юлия Коваленко: Свобода в кино так или иначе связана с субъективностью и представлением автора как единственной точки, исходя из которой мы можем говорить о чем либо. В этом году на Берлинале показывали фильм «Homo Sapiens». Режиссер Николаус Гейрхальтер снимает покинутые индустриальные здания. Там нет человека в кадре, но фильм говорит об авторе, как он смотрит на мир, и о том, что может произойти в мире, если из него исчезнет человек.

Александр Телюк: Документальное кино не очень то и свободно. Ведь у документалистики всегда есть ответственность перед реальными обстоятельствами. И в этом смысле ей нельзя совсем уйти в вымышленные миры. Еще в начале 90-х теоретик искусства, киновед и философ Михаил Ямпольский говорил о структуре жанров и об институте кино. Он сравнивал его с Солнечной системой, в центре которой находится игровое кино, а по сторонам — документалистика, анимация, медиа-арт, экспериментальное кино. То есть структура вымысла, которая лежит в основе кино является важной и для документалистики.

Катерина Горностай: Очень сложно чтобы фильм был не о человеке, если его делает человек. Не важно, игровой фильм или документальный. На Docudays UA, к примеру, показали «Dead Slow Ahead» Мауро Эрсе. В нем нет нарратива и фактически нет людей. Но есть машины. И это просто взгляд человека, который хотел погрузить нас в свою историю, которую мы можем ощутить на личном опыте. Мне вот такое документальное кино близко. В этом смысле авторская документалистика больше говорит об авторе, который ее делает. И даже в том случае, если у истории есть конкретный герой.

Об эволюции документалистики

Александр Телюк: Нельзя говорить о документалистике отдельно от кино как такового. Если мы посмотрим на последние 30 лет, то, например, в 90-х была мода на смесь блокбастеров и авторского кино, а последнее десятилетие характерно тем, что документальное кино стало интереснее чем игровое. И это подтверждают большинство нынешних фестивалей.

Юлия Коваленко: Мы начали обращать больше внимания на какие-то авторские фильмы, поднимать полулюбительские картины и пытаться их как-то реактуализировать. Например, в последних клипах поп-звезд стали появляться короткометражные маленькие работы из 60-х годов. Кино просто становится ближе к человеку и это главная тенденция и в игровом, и в документальном.

Алексей Радинский: Если говорить про последние десять лет, то эволюция только началась и мы еще точно не знаем, как ее называть. Ее можно обозначить 2005 годом, когда возник YouTube и документальным видео может теперь делиться каждый. Это сдвиг, значение которого будет понято еще не скоро.

Об экспериментах в украинском кино

Алексей Радинский: Между Александром Довженко и 90-ми у нас было так называемое научное кино. Один из его создателей — режиссер Феликс Соболев. С 1960-го года он работал на киностудии «Киевнаучфильм». Их идея заключалась в близком сотрудничестве исследователей естественных наук, научных деятелей и режиссеров. Например, «Семь шагов за горизонт», «Я и другие».

Александр Телюк: Эти фильмы делались не для тогдашнего проката, что позволило созреть целому поколению Соболева и его учеников. Для меня, например, фильм Соболева «Взорванный рассвет» — яркий пример того, как форма проникает в жанр. Если отсеять его немножко научную патетику и смотреть на визуальный язык, то этот фильм опережает весь советский кинематограф того периода.

Была еще одна студия документального кино, которая возникла еще в 30-ые года и она называлась «Товариство друзів українського кіно». Потом ее переименовали на «Укркинохронику» и у них тоже было пространство для свободы. Как пример того, что студия снимала не только ортодоксальную хронику, но и творческие эксперименты — 9-минутная работа Эдуарда Тымлина «Киевские этюды». В конце 70-х как раз эта студия возглавила «докпроцесс» в Украине. И по сути в 90-х самые интересные украинские документальные фильмы — это работы «Укркинохроники», тот же Александр Балагура и Анатолий Сырых.

Катерина Горностай: Если переходить к нашему времени и тому, что всплеск событий на Майдане дал толчок к всплеску документалистики… Мне кажется, впервые случилось что-то такое большое, что заставило посмотреть вокруг. И реальность стала совсем близка к человеку и хотелось ее понять и зафиксировать. Сегодня есть заинтересованность реальностью – вот это мне нравится.

Станислав Битюцкий: В программе Docudays UA среди украинских фильмов было заметно, что есть работы сняты режиссерами из определенной школы – Светлана Шимко (Французская киношкола La Femis), Оксана Карпович (Школа кино в Монреале), Катерина Горностай (Школа Марины Разбежкиной и Михаила Угарова). Рядом с ними есть фильмы тех, кто имеет определенную теоретическую базу и с этими знаниями он пришел в кино. Тогда вопрос: важна ли вообще школа? Я считаю, что важна именно теоретическая база. Для меня есть важный пример украинской литературы 20-х годов. Когда ее всплеск был обусловленный тем, что появилось поколение писателей, которые мало того что прошли события революции 17-го года, у всех у них была большая теоретическая база.

Катерина Горностай: Школа – это ведь диалог. И фестиваль – это тоже огромная школа. Тоже диалог. Ну вот, что такое «школа Разбежкиной»? Это маленькая секта, где ты учишься рассказывать в первую очередь о себе и не бояться делать это перед другими людьми. Мы смотрели определенные фильмы — не знаю, можно ли назвать это теоретической базой. Мы говорили много о жизни. Самое быстрое чему можно научиться в «школе Разбежкиной» –  это найти драматургию в своей жизни. Вот у тебя в руках камера – просто оглянись вокруг и посмотри, какая драматургия есть в твоей жизни и в жизни твоих знакомых. Это горизонтальное кино о людях, которые вокруг тебя. А глобальные штуки получается показать автоматически. Ведь кино — оно вырастает из любых щелей.

Алексей Радинский:  Если говорить про последние украинские фильмы, которые в экспериментальной форме могут работать с реальностью – это, например, «Varta1. Львов. Украина». Для меня это фильм, в котором нет человека, но есть общество. В нем представлена та модель демократии или псевдодемократии, которую нам предоставляют новые медиа. Или, например, группа экспериментаторов из Луганска KREOSAN, которые занимаются YouTube-активизмом и делают ролики на основе своих физических экспериментов. Они абсолютно игнорируются миром документалистики и чуть меньше игнорируются миром искусства. Но вот их «Один день из жизни ЛНР» для меня лучший фильм про опыт войны в Луганске.

Станислав Битюцкий: Грубо говоря «Varta1. Львов. Украина» позволяет работать нашему воображению. Он состоит из двух частей – видео, которое идет в разрез с аудио. На записи мы слышим радиопереговоры автомобильных патрульных активистов, которые во Львове взяли на себя полномочия полиции и в течение двух дней после 19 февраля 2014-го года были властью в городе. Здесь показано, как эта власть работает и загоняет себя в тупик.

Лично для меня фильм Юрия Грыцины и также нынешние фильмы Александра Балагуры есть продолжением мысли французского режиссера Криса Маркера о том, что сегодня реальность как никогда нуждается в том, чтобы ее изобразили. И эти режиссеры пытаются вообразить реальность через документальное кино.