Нариман Алиев: «Когда мир рушится, и ты остаешься наедине с ним»

На Одесском кинофестивале гран-при получил фильм «Домой» Наримана Алиева. Это картина о том, как отец и сын везут труп старшего брата из Киева на родину, в Крым. В мае этого года фильм был представлен на Каннском кинофестивале в программе «Особый взгляд». Наталья Серебрякова поговорила с Нариманом Алиевым о том, как он проделал путь от режиссера короткого метра до дебютанта в полнометражном кино.  

Наталья Серебрякова: Как появилась идея создания фильма?

Нариман Алиев: Идея на самом деле принадлежит моему азербайджанскому другу Новрузу Хикмету. Он мне три года назад рассказывал, что есть идея написать про семью, которая поехала в далекие края, чтоб забрать погибшего родственника, и везет его похоронить на родину. Я так с ней немножко переспал, пережил, у меня появился какой-то концепт фильма. И я так по-братски у него спросил: «Если ты не против, я хочу попробовать развить эту идею». Он мне дал благословление, тогда я начал над фильмом уже серьезно работать.

Н. С.: В проекте значится сосценаристка Марыся Никитюк. На каком этапе появилась Марыся?

Н. А.: Марыся появилась, когда уже был первый драфт. Мы уже работали с моим продюсером Владимиром Яценко, и встал вопрос, кто будет сценаристом. Потому что я не считаю себя большим сценаристом, драматургом, понимал, что помощь нужна, какой-то взгляд со стороны. С Марысей у меня хорошие отношения, она читала тритмент, давала какие-то свои ответные реакции. Зашел разговор, что мы не можем определиться со сценаристом. Она сказала, что не против. Мы встретились, обсудили, договорились уже на стадии, когда была основа. Но это было очень полезно, потому что у нее совершенно противоположное мировоззрение по многим актуальным для моего фильма вещам – что такое семья, что такое родина, что такое свой дом. Она – человек «мира». Она не хочет себя ограничивать пространством, где она родилась. Это позволило нам больше проработать персонажи и конфликты. Изначально я был очень вежлив со своими героями, я боялся кого-то обидеть.

Нариман Алиев, Марыся Никитюк, Владимир Яценко

Н. С.: Это первая твоя работа с продюсером Владимиром Яценко?

Н. А.: У меня до этого вообще никогда продюсера не было.

Н. С.: Как тебе удалось привлечь продюсера?

Н. А.: Это как кумовство… Я спросил свою очень хорошую знакомую, которая работает в сфере общественной деятельности, и они очень тесно сотрудничают с кинематографистами, когда-то помогали делать павильон в Каннах, потом различные мероприятия на фестивалях. И я ее просто попросил дать совет: «Кто, по твоему мнению, самый порядочный и адекватный?». Она сказала: «Вова Яценко». Она свела нас, мы встретились, я показал какие-то свои наработки, и так мы достаточно прагматично сошлись.

Н. С.: Как у вас появился такой серьезный дистрибьютор, как Wild Bunch – компания, которая занимается самыми известными европейскими режиссерами?

Н. А.: Как раз благодаря Вове. У нас редкость в Украине, когда режиссер с продюсером именно разрабатывают проект. То есть не ты приходишь со сценарием к продюсеру, и если он ему понравится, вы продолжите работу. То есть нет, у нас не было ничего, Вова поддерживал своими финансами, мы ездили на кинорынки, на воркшопы, презентовали проект, максимально с ним работали. Мы старались рассказать о проекте задолго до того, как он будет сделан. И когда уже отсняли фильм, встал вопрос с агентом, Вова провел переговоры со всеми крупными сейлс-агентами в Европе. Он максимально подключал все инструменты, чтобы наше кино заметили. И он как раз был в Париже, когда сообщил: «Слушай, Wild Bunch заинтересовались». Но я не верил, что мы с ними что-нибудь подпишем. Потому что Wild Bunch – это Звягинцев, Лозница, все где-то «вот там». Тем более, что у них еще и Кантемир Балагов подписан. Я думаю: «Зачем им второй мусульманский паренек с постсоветского пространства?». Но потом через два дня мы договорились. И это было еще перед объявлением программы Канн, еще апрель. Wild Bunch уже подключил французского дистрибьютора ARP. То есть в Канны мы уже вошли с полной обоймой, со всем пакетом необходимых инструментов, чтобы работать с проектом, а не как бездомные, незнанные. Но это благодаря Вове, потому что у него очень правильные амбиции в плане работы. Он не делает кино для галочки.

Н. С.: Как ты попал на Каннский кинофестиваль?

Н. А.: Проводились переговоры с крупнейшими фестивалями, Вова, опять же, подключал все инструментарии, чтобы кино увидела селективная комиссия. Также нас рекомендовал Жоэль Шапрон, человек, который отвечает в Каннах за восточно-европейское направление. В принципе, мы прошлись там по рукам у всех. Нас очень хотел «Двухнедельник режиссеров». Тут «Неделя критики» говорит: «Мы его забираем себе, потому что это дебют». В последнюю неделю «Особый взгляд» забрал нас к себе. Мы прошлись по всем программам, что очень приятно. Кино сразу оценили, и его хотели показать.

Н. С.: Тебе не помогло то, что ты – крымскотатарский режиссер?

Н. А.: Слушай, ты вот спроси, что такое «крымский татарин», ты услышишь все разные ответы, и ни одного из них, наверное, правильного. Тема – это один из факторов, который привлек внимание. Но все мы знаем, что тема никогда не вывозит фильм. Исключительно тема никогда не делает кино, особенно на площадках, у которых есть репутация. Я очень переживал, что в Одессе кино воспримут политически, но его восприняли эмоционально, человечески. Потом уже в Каннах я общался с отборщиками в неформальной обстановке, все говорили про человеческое в кино. То, что я – крымский татарин, то, что фильм – на крымскотатарском языке – это все плюсы в мою карму. Мне важна эта тема, я стараюсь про нее рассказывать.

Н. С.: На твою идею никак не повлиял фильм Звягинцева «Возвращение»?

Н. А.: Конечно, повлиял. «Возвращение» – это человеческое и общедоступное кино, которое даже многим нелюбителям кинематографа «зашло». Из референсов это – Терренс Малик «Древо жизни», Звягинцев «Возвращение», Ласло Немеш «Сын Саула», есть цитирование Киаростами, Джейлайна. Есть какие-то заимствования, что в свое время оставило на мне отпечаток. Я не скажу, что я пытался сделать второго Звягинцева, просто у меня складывалась ситуация, что привести к такому финалу фильм может только такой путь. Он достаточно корявый и неуверенный, но я другого не придумал. Но финал я хотел именно такой. Многие отголоски моей какой-то насмотренности в нем отразились.

Н. С.: А финальная сцена – это не реминсценция к какой-то живописи?

Н. А.: Нет, она у меня из короткого метра перекочевала, который я не сделал. Была военная история, и там была похожая сцена. Мы пытались получить под этот фильм какой-то грант, ничего не получилось. Никто не расстроился, попробовали – попробовали. Но эта сцена у меня осталась. А визуально она может иметь отсылку к «Джери» Гаса Ван Сента.

Н. С.: Как ты выбирал локации, кстати, очень красивые?

Н. А.: Быстро. Мне повезло, потому что Вова буквально за несколько месяцев до старта нашей подготовки снимал в Геничевске короткий метр, и они объездили там все эти территории. Поэтому там мы отобрали все быстро. И вот этот путь от Киева до Арбатской стрелки раз шесть туда-обратно за полтора месяца проделали на машине.

Н. С.: Не боялся, что в Одесе воспримут политически сцену с украинской таможней?

Н. А.: Я этого не боюсь, потому что по факту никто из них не сделал ничего неправомерного. Есть действительно закон, который не позволяет провозить тело не в цинковом гробу. Они выполняли все по закону в фильме. То, что все пошло потом не по плану, они в этом тоже не виноваты. Никто из них ничего не провоцировал, никто из них не превышал полномочия. Я не вижу в этом ничего, что бы дискриминировало ту же таможню.

Н. С.: А над чем ты сейчас работаешь?

Н. А.: Мы с Вовой подписали договор о намерениях на второй фильм. Мы обрисовали идею. Сейчас я пытаюсь сформулировать, пока это тяжело выходит. Это будет фильм не про крымских татар, а про современную Украину, отголоски войны в мирном месте, в столице, плюс семейная драма. Тема семейного насилия и невозможности коммуникации мужа с женой.

Н. С.: Насколько личным для тебя был сюжет «Домой»? Ты же потерял брата…

Н. А.: Я не скажу, что когда ты артикулируешь свою потерю, то становится легче.  Весь фильм – это, конечно, моя рефлексия на события, которые происходят в Украине, на мои какие-то личные переживания, личные кризисы. Я не скажу, что это автобиографично или по каким-то конкретным фактам было создано. Просто старался эмоционально предать какие-то свои ощущения. Знаешь, когда мир рушится и ты остаешься наедине с ним. Причем с разными героями по-разному.

Н. С.: Как получилось, что Ахтем Сейтаблаев сыграл главную роль?

Н. А.: Когда узнают, что я крымский татарин, обычно спрашивают: «А Ахтема Сейтаблаева знаешь?» Это прямая ассоциация. И Ахтем был первое, что мне сказал кастинг-директор, когда прочитал сценарий. Я сказал: «Это я знаю и без вас. Но давайте проведем какой-то ресерч». У меня были переживания, что Ахтем может отказаться, а если он откажется, то это будет плохо. И он мог отказаться не в контексте того, «чего я там буду у пацана какого-то сниматься», а в контексте того, что он делал «Захар Беркут» и был занят. Кастинг-директор мне сказал, чтобы мы хотя бы попробовали его на роль брата главного героя. А там две-три смены, он их вытянет. И по возрасту он подходил больше под эту роль. Ахтем просто очень хорошо выглядит для своего возраста. Мы отправили ему сценарий, проговорили ему эту второстепенную роль. Он прочитал сценарий и буквально в тот же день кастинг-директору написал, что хочет пробоваться на главную роль. Мы с ним встретились. Обговорили его время, возможности. Мне нужны были репетиции, чтобы он был на локациях. Три пробы кастинга у нас было, он все стойко прошел, хотя мог и забить. У него широкий актерский диапазон, мне было с ним легко формировать то, что нужно мне.  Он себя вел как профессионал, не смотря на то, что он имел огромный авторитет на съемочной площадке.

Н. С.: А Ремзи Билялов, который сыграл сына, – дебютант?

Н. А.: Он снимался у меня в коротком метре «Без тебя». Это мой двоюродный братишка. У меня также был выбор среди мальчиков, но я остановился на Ремзи, причем он сильно и не хотел. Но он боялся подвести меня и хотел мне помочь. В большом кино это его первый опыт. Но, что самое главное, у него не было никакого страха, дискомфорта, он относился ко всему совершенно спокойно. Но он посчитал и понял, что не выгодно быть актером в Украине, и сказал, что на помидорах больше заработает.