Театральный миф о демократии

Групповая хореография людей в мире меланхолии, Киев от кладбища до неба, механизированная сцена города, неуклюжий голос Siri, «театр метро», микро-модели социального строительства, 40 участников, 120 минут.
Все это — Remote Kyiv, проект немецкой театральной компании Rimini Protokoll, который был представлен Украине в сотрудничестве с командой UZAHVATI.
Remote — спектакль-капсула, испытание которым прошло уже немало городов: Париж, Берлин, Гонконг, Нью-Йорк, Сантьяго, Милан, и это далеко не полный список. «Капсульность» именно в универсальной модели спектакля, ведь Париж это или Киев, все равно — тело драматургии, логика социального воздействия на участников, как, кстати, и инструменты воплощения спектакля-променада, одинаковы: группа из 40-50 участников встречается на кладбище, каждому выдают реквизит: сумку-бананку с билетами в метро и наушники, всех в назначенное время подключают к одной и той же истории и объявляют «стаей», со своими законами общности, затем всех вместе отправляют в путь по своему городу.
Опишем киевский маршрут: Зверинецкое кладбище, больница, подземный переход на Дружбы народов, парк, метро, станция «Золотые ворота», сквер, фонтан, светофоры на Владимирской, переходы на Прорезной, тот самый дворик на Пушкинской 10, зеркало, Дом архитектора, Майдан Независимости, ЦУМ, крыша, дым, голос в наушниках благодарит за путешествие и рекомендует приготовиться исчезнуть.
Помимо театральной модели, есть еще нечто универсальное: «Remote» — это спектакль об универсальных ценностях больших городов: индивидуализме, политике вежливости, граничной сопряженности личного с публичным, технологической предопределенности желаний и действий. Помимо этого — еще и преимущественно общее для всех реагирование на приказы «автоматического диктатора» в наушниках: «Пойди задом наперед», «Стань в первую позицию на эскалаторе», «Смотри на людей», «Хлопай людям», «Танцуй», «Выпрыгивай», «Беги».
Кажется, что это такой документальный спектакль о социальной предсказуемости, и во многом эта догадка себя оправдывает. Штефан Кэги, один из лидеров-основателей Rimini Protokoll, называет именно статистику самой точной драматургией. Да и опыты самоосмысления этой театральной компании (которые производятся с завидной регулярностью) больше напоминают социологические сводки, нежели анализ исключительно театрального толка.
В механизме Remote город превращается в совокупность «мест встречи», вы сами — в живую хрестоматию основ социального строительства, а прогулка, которая вам предлагается — в лабораторную колбу для экспериментов над индивидуальным и групповым поведением.
С самого начала вам как бы предлагают выбирать свои тактики передвижений, мол, та часть группы, которая считает себя индивидуалистами, переходите на противоположную сторону дороги, но в итоге дорога направит их так, что они смешаются с толпой, потому что всякому личному в большом городе места нет.
Вы должны повиноваться толпе, вы всегда вынуждены находить общий язык, руководствоваться строгим рассудком, исключать лишние порывы. Можно как угодно выворачиваться, игнорировать голос программы в наушниках, «не следовать толпе», отказываться выполнять команды, но вы всегда окажетесь с другими, в море толпы, и без разницы, кто из вас был послушнее. Поэтому особенно интересно наблюдать во время прогулки за «нонконформистами», которые отказываются следовать за всеми и выполнять указания сценария. Ведь в смысловом пространстве этого спектакля вас ждет обезоруживающий вывод: город функционирует при условии, что все предусмотрено. Это такая себе иллюзия интерактивной демократии, сальдо бесконечных договоров с субъективностью других людей, как бы это назвал Николя Буррио.
Каждый город воссоздает свою модель жизнеспособного мира Remote X. К примеру, когда этот же спектакль делали в Дели, перед премьерой в городе произошло очень громкое изнасилование, из-за чего большинство горожан находились в коматозном состоянии по отношению к публичным пространствам. Тогда спектакль стал в каком-то смысле массовой реабилитацией: люди будто бы заново учились доверять своему городу. В Киеве особенно отличающимся моментом был театрализованный митинг на Крещатике, как особое путешествие в память города, которая, хотим мы этого или нет, есть и нашей памятью, можно даже сказать симптоматичной. Это проекция межчеловеческих отношений, которые сами по себе становятся художественной формой. Ведь то, что делает Rimini Protokoll, есть конструирование сюжетов социальности и презентация их в качестве произведения.
И это далеко не единственная их работа о выстраивании нового пространства отношений. Возьмем хотя бы «Situation Rooms», иммерсивный спектакль-лабиринт об определении себя в теле войны, эдакого круговорота оружия в современном мире на примере нескольких очагов: Африки, Сирии, Израиля, России, Индии. В этом спектакле путеводителем является не наушники с голосом Siri, а iPad, который позволяет менять роль и степень вовлеченности в военное действие. Эта история о встраивании войны в собственную иерархическую систему, будь она отдаленной абстракцией или же повседневным опытом.
Но каждый раз, что в случае с «Situation Rooms», что с Remote, остается неизменным главное правило — драматургию выстраивает не эмоция, а инструкция. Эмоция — лишь следствие коллективного действия каждого зрителя.
Может показаться, что для Rimini Protokoll главным медиумом есть техника, ведь это определяющие элементы окружающей нас реальности, проще говоря, именно этот сопровождающий все работы RP реквизит, а именно телефоны, планшеты, наушники, камеры, искусственные голоса, они-то и есть той самой главенствующей оптикой не только современного театра, но и современного искусства в целом. Но все-таки по отношению к технике берлинская компания исполняет свой критический долг, изрядно смещая ее задачи. Мы опять можем вспомнить Николя Буррио, который, описывая Arte Povera Алигьеро Боэтти, сформулировал почти что универсальную для современных художественных практик формулу: «Локус репрезентации перемещается сегодня на территорию поведения: нужно уже не описывать технологические условия извне, а обыгрывать их жестуальную, телесную составляющую, расшифровывать вводимые ими социальные отношения»[1]. Таким образом, художественное становиться центром визуализации состояния производственных отношений, и помимо этого — еще и инициатором перенаправления техники в русло создания новых форм мысли. В таких условиях идеалистические представления о самостоятельности искусства почти что невозможны: ведь как можно помыслить искусство в качестве автономной реальности со своими законами и правилами, когда это уже скорее программа, ожидающая пользователей, модель для воспроизводства.
Как участник этого спектакля-променада вы не сможете избежать понимания, что находитесь внутри слаженно работающего социального механизма. В этом вы окончательно убедитесь, когда в самом конце, на крыше ЦУМа, вам сообщат, что «Вы и другие были системой. Ваши тела я одолжил. Я ваш пастырь». И в этот момент может показаться, что это и вовсе не было опытом, порождающим новый смысл, а скорее стихийным делением заданного смысла между собой каждым из присутствующих. Так же вы поступали и по отношению к городу: не моделировали новые мифы, а непосредственно вплетали себя в его живую ткань.
Вы не просто были стаей, вы одна из «встроенных конструкций» Киева. Вы не создавали искусство, вы его преодолевали через эту театрализованную революцию повседневности. Вы искали не себя, а факт своей необходимости этому сообществу, этому городу, и даже этому сюжету. Не беспокойтесь, вы в нем.
Примітки:
[1] Буррио, Николя. Реляционная эстетика. Постпродукция. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. (Garage Pro). – 216 с.
Коментарі