Владимир Рафеенко: «Тревожная штука эта наша современность. Но жить в ней можно и даже нужно»

Владимир Рафеенко – украинский русскоязычный писатель из Донецка. Его последний роман-дилогия о городе Z рассказывает о нынешней ситуации в его родном городе.  Герои, жители этого города, патриоты и обыватели, рассказывают о войне детально и горько. Некоторые строки обоих романов можно было прочитать в «Длинном Фокусе» или в журнале «Знамя». Книгу также можно было найти в украинских книжных магазинах. А сегодня готовится перевод на украинский язык его второй части дилогии «Долгота дней».

Сам писатель после начала войны перебрался в Киев. Герои, о которых он пишет, также переехали в другие города. В чертах некоторых из героев узнаешь своих знакомых, это еще больше сближает текст и читателя, знакомого с тем самым городом Z. Катерина Яковленко расспросила писателя о довоенном Донецке, о литературных клубах, интересах города и сегодняшней болезненной современности.

Катерина Яковленко: Я бы хотела спросить вас о довоенном Донецке и его литературной жизни – клубах, журналах, литературной дискуссии. Как вы можете охарактеризовать литературный и критический контекст города до войны? Как часто вы собирались, о чем спорили?

Владимир Рафеенко: В городе было несколько условных литературно-критических центров. Самый известный формировался вокруг профессора Александра Кораблева и его «кораблевников». Вместе с издателем и меценатом Вадимом Гефтером он издавал двуязычный журнал «Дикое поле».

Мой круг общения по преимуществу был связан с деятельностью Вениамина Белявского, издателя, замечательного человека и стихийного патриота. Многим представителям его круга было свойственно постоянное наличие специфически украинских тем и интересов. У нас никогда не было никаких обязательных встреч, чтений, выступлений и тому подобного. Это была спорадическая активность людей, которым необходим был свой литературно-критический контекст и свое общение.

Отдельный неформальный литературно-поэтический клуб одно время строился вокруг личности Натальи Хаткиной, ныне покойной. Существовали еще некоторые «автономные» литературные кружки, каждый из которых обладал своими верными поклонниками, принципами, а также «планками», предъявляемыми к текстам. Конечно, мы все, так или иначе, пересекались на окололитературных орбитах, знали друг друга. Но, несмотря на то, что город наш был невелик, главным качеством этих кружков была их самодостаточность, некоторая «отдельность».

Спорили мы обо всем на свете. В том числе и о судьбах Украины, если речь идет о людях моего круга. О романах Андруховича, Жадана, Пелевина, о стихах Андрусяка, о книгах Забужко, о творческих исканиях друг друга. О современной европейской прозе. Об эстетических свойствах художественного целого. Мы поднимали немало тем, споры наши были горячи, и порой переходили в затяжные ссоры. Кто бы теперь вспомнил, зачем мы сорились, что и кому хотели доказать.

К. Я.: Были ли эти дискуссии частью украинского контекста, и/или русского?

В. Р.: Конечно, мои коллеги, для которых украинский язык был родным, которые кроме того, как правило, являлись преподавателями донецких вузов, существовали в контексте современной украинской литературы и культуры. Они, в отличие от меня, не имевшего таких связей до 2014 года, поддерживали тесные связи с представителями украинского литературного и научного мира. Но контекст наших общих дискуссий, думаю, определялся, прежде всего, текстами, которые мы читали и которые пытались написать. Общими книгами и издательским проектами. Впрочем, конечно, на всю нашу жизнь налагался особый контекст Донбасса, Донецка, как земли, специфически и традиционно обособленной. Этакой постсоветской Йокнапатофы, расположенной у реки Кальмиус, у терриконов, посредине степи. 

К. Я.: Когда вы были на подобной встрече в последний раз? Можете вспомнить тот вечер?

В. Р.: Помнится, месяца за два до моего отъезда, мы собрались в некотором составе при участии Вениамина Белявского, Славы Верховского, Евгении Бильченко, которая специально приехала из Киева, чтобы почитать свои украинские и русские тексты в Донецке. Что сказать. Посидели, попили, поужасались тому, что происходило в городе. Погадали на кофейной гуще, почитали стихи, и разошлись. В городе было уже очень неспокойно. Будущее не внушало уверенности в завтрашнем дне. Никого из тех, кто присутствовал на тех импровизированных стихотворных чтениях, в Донецке уже нет.

К. Я.: Если что что-то подобное литературному клубу сегодня в Киеве?

В. Р.: В Киеве большое количество пишущих и множество самостоятельных «литературных центров» и клубов. Но в них я ориентируюсь весьма слабо, поскольку живу анахоретом. Да и некогда мне. Кроме того, всему свое время, я думаю. Есть время спорить о литературе, есть время писать.

К. Я.: Вообще о русскоязычных авторах в Украине довольно мало известно. Одинокая критика вспоминала о Наталье Хаткиной, одесский юмористический журнал «Фонтан» публикует рассказы донецкого автора Вячеслава Верховского, однако он также остается вне всеобщего дискурса. Недавно опубликованная книга Елены Стяжкиной также не была прокомментирована критикой. Я понимаю, что вы мне можете ответить, что «критики-то нет». Но все-таки?

В. Р.: Если говорить о русскоязычных писателях Донецка, то, на мой взгляд, наиболее значимые фигуры – это Сергей Шаталов, Григорий Брайнин, Елена Стяжкина, Светлана Заготова, Элина Свенцицкая, упомянутый вами Вячеслав Верховский и Олег Завязкин. Некоторые из них писали и пишут как на русском, так и на украинском языке и это не дань моде и вызовам времени, а внутренняя необходимость, как скажем в случае с Элиной Свенцицкой, вполне осознано пишущей украинскую поэзию вот уже несколько десятилетий.

К. Я.: А где сегодня можно купить ваши книги?

В. Р. Еще год назад в книжных магазинах в Киеве довольно просто можно было купить мой роман «Демон Декарта». Как дело обстоит сейчас, не знаю.

К. Я.: Почему так сложно было дистрибутировать книги русскоязычных авторов (здесь я имею в виду вас, Елену Стяжкину)? Изменилась ли ситуация за последние годы?

В. Р.: Если речь идет о невостребованности русскоязычных авторов на издательском рынке Украины, то это вообще-то не новость. Скажем, замечательный русскоязычный киевский прозаик Алексей Никитин не имел в Украине публикаций до недавнего времени. В одном из своих интервью он сам признался, что от первой его публикации до первой книги, изданной в Киеве, прошло 25 лет. В последнее время ситуация изменилась. Недавно в киевском издательстве вышли книги Свенцицкой и Заготовой. В Харькове издали Никитина, в том числе и перевод его последнего романа на украинский язык. К публикации готовится мой последний роман.

 К. Я.: Расскажите о вашей книге, опубликованной на украинском языке. Нашла ли книга своего читателя, кто он?

В. Р.: Мой новый роман «Долгота дней» переведен на украинский язык замечательным поэтом и переводчиком Марианной Кияновской и в скором времени, я надеюсь, выйдет в «Видавництві Старого Лева» (Львов). Найдет ли книга своего читателя, будет ясно только спустя некоторое время.

К. Я.: Ранее в интервью вы говорили о том, что «остается некоторая незримая граница внутри культуры одной страны». Произошли ли изменения в последние годы, каков размер этой границы?

В. Р.: У границы не может быть размеров по определению. Это, как известно, линия раздела между территориями, некоторый рубеж. Думаю, что он сохраняется, но стал ломаться, смещаться. Позитивные изменения есть, но это процесс долгий и ждать быстрых результатов не приходится. Тем более, в условиях оккупации части страны, войны и, мягко говоря, затянувшихся реформ.

К. Я.: Ваш роман «Демон Декарта» описывает город Z. Конечно, несмотря на то, что этот город мы узнаем, он все равно переменная – таких городов сегодня, к сожалению, очень много. Переменная в арифметике – это Х, своего рода крест. Так может Донецк – это Иерусалим?

 В. Р.: Нет, Донецк – это точно не Иерусалим. Поверьте мне, я бывал и там, и там.

К. Я.: В последнее время складывается ощущение тотального одиночества, будто мы живем в романе Маркеса – революции, войны, политические страсти, совмещенные с личными трагическими историями, которых хоть отбавляй. Как вы ощущаете современность?

В. Р.: Тревожная штука эта наша современность. Но жить в ней можно и даже нужно. Потому хотя бы, что прожить наши жизни за нас некому. Да и потом, как известно, времена не выбирают. Что касается одиночества, то оно, мне кажется, непременный спутник каждого думающего человека.

К. Я.: В недавнем вашем интервью с Сергеем Жаданом вы его спросили о герое и о том, как он изменился в последние годы. Мне бы хотелось спросить о вашем герое, ведь и у вас в жизни произошли большие перемены. Что случилось с вашим героем, каков он, кто он, где он сейчас?

В. Р.: Мой герой живет рядом с нами в Киеве, старается выжить на оккупированных территориях в Донецке и Луганске. Молится за маму с папой и за Украину. Пытается верить и любить. Овладевает искусством жить без надежды.

К. Я.: Какие книги вы сегодня читаете?

В. Р.: На днях начал читать Мигеля де Сервантеса Сааведру «Премудрий гідальго Дон Кіхот з Ламанчі» в переводе Мыколи Лукаша.