Казуки Томокава: Человек-поэма

Мы сгоряча записали его в барды – его, вежливого японца, при встрече целующего руки деловым партнёрам-мужчинам. Миф о бунтаре Казуки Томокаве, «кричащем философе» и «человеке, плюющемся иероглифами», возник в ответ на его экспрессивный вокал, хрипящий крик «под Высоцкого» и порванные гитарные струны. Нам казалось, что Томокава обязан любить Егора Летова, выворачивать душу при первой встрече и напиваться саке до полусмерти прямо во время концерта. Из-за трудностей перевода мы не вчитывались в тексты его песен, предпочитая думать, что в них – протест против режима, социальной несправедливости и ядерной войны.

В Киев тот, кого мы отнесли к бунтарям, приехал с целой свитой менеджеров и родственников. Один таскал за ним гитару, другой подносил напитки, третий фотографировал на айфон. Сам Томокава широко улыбался, но любых откровенностей старательно избегал.

– Как вы относитесь к тому, что тексты ваших песен не понятны за рубежом?

– Мне не столь важно, понимает ли слушатель слова. Музыка – универсальный язык, в котором важны ощущения, возникающие при прослушивании. Текст нужен только для того, чтобы задать направление, остальное происходит на уровне чувств.

– Тем не менее, эстетика ваших песен для нашего уха тесно связана с русским роком и бардовской песней. А там, как раз, слова выходят на первый план…

– В детстве мне почему-то говорили, что во мне течёт русская кровь. Но на самом деле прямой связи нет. Я слушаю много музыки разных стран, а из русской наизусть знаю только «Катюшу» – мы её в школе учили (напевает «Катюшу»).

Томокава родился 16 февраля 1950 года в маленьком городке Хачириу-мура на севере Японии, и при рождении получил имя Тэнжи Нозоки. Рос в окружении пышной природы и под зорким оком бабушки и дедушки. Дальше – средняя школа, плохие отметки и полное отсутствие интереса к литературе. И вдруг – словно вспышка, поэма японского символиста начала XX века Чуйи Накахары. Этот текст произвёл на мальчика настолько сильное впечатление, что он стал писать свои собственные стихи. После окончания средней школы Тэнжи Нозоки поступил в Высшую техническую школу Ноширо, славящуюся своими баскетбольными программами. В перерывах между тренировками взапой читал книги новеллиста-декадента Осаму Дазаи и знаменитого литературного критика Хидео Кобаяши. Баскетбол тоже не забросил – тренировал команду, один из его студентов даже представлял Японию на Олимпийских играх.

Работа Казуки Томокавы

К тому времени как Нозоки исполнилось 20, Японию захлестнул бум фольк-музыки. Он самоучкой освоил гитару и принялся сочинять песни на собственные стихи. В 1975 году вышел его – теперь уже Казуки Томокавы – первый альбом с остроумным названием «yatto ichimaime» («Наконец-то первый альбом»). Приблизительно в это же время Томокава познакомился с музыкантами радикальной японской рок-группы Зуно Кейсатсу. В частности, это вылилось в плодотворное сотрудничество с ударником группы Тошиаки Ишизукой. В конце семидесятых Томокава работает на несколько театральных компаний, пишет песни к их пьесам и даже участвует в постановках как актёр. Одновременно он пробует свои силы в живописи.

В песнях этих лет нашему уху отчётливо слышится традиция советской бардовской песни. В первую очередь, разумеется – Владимира Высоцкого. Спрашиваю об этом влиянии самого исполнителя.

– Я достаточно хорошо знаком с творчеством Высоцкого и часто слушаю его диски, – отвечает он. – Мне не так важны его тексты, как сам голос или мелодия. Чувства, манера подачи – вот это и есть основное. А ещё то, что он в своих песнях обращается не к толпе, а к каждой отдельной личности. Мне понятна его идея противостояния режиму, дух сопротивления. Это идеологического плана вещи, направленные не на сохранение, а на разрушение системы.

– Какие темы важны для вашего творчества?

– Их как таковых нет. Главное – петь, выражая себя. Самое основное для меня – взаимодействовать с людьми и не сливаться с толпой.

– Чувства и эмоции первичны?

– Да, это главное. Важны непосредственные ощущения. Иногда я пою, иногда – замолкаю, и тогда звучит гитара. Свобода, присущая фри-джазу, есть и в моём творчестве.

Хотя (может, вам это покажется парадоксом), вначале, как правило, появляются стихи. И лишь затем – музыка, но это неконтролируемый процесс.

– То, что вы сейчас говорите, никак не соотносится с представлением о Томокаве как о «кричащем философе». Что вы сами думаете об этом прозвище?

– Это не так, я бы себя так не называл. Возможно, это придумал Винсент Мун, наш общий с Евгением Шимальским друг. Но как бы я себя сам именовал – даже не знаю. Я просто пою так, как чувствую.

– Какие вещи вас вдохновляют на творчество?

– Самые обыкновенные, обыденные вещи. Ничего сверхъестественного. Я ищу вдохновение в том, с чем соприкасаюсь в повседневности. Кроме того, всё, что я делаю, так или иначе связано с Японией.

– Были ли у вас когда-либо сильные переживания, связанные с литературой?

– Да, из французов меня поразил Луи-Фердинанд Селин, из русских – Толстой с его «Крейцеровой сонатой». Это история впечатления от впечатления – сам Толстой ведь тоже вдохновился игрой скрипача и написал это произведение.

– Как и где правильно слушать музыку Томокавы? Нужно ли тихонько сидеть в традиционном зале, или это может быть ночной бар и много алкоголя?

– Никаких рецептов. Полная свобода.

Фото: Евгений Шимальский

Первое сольное шоу Томокава даёт в Токио в 1985 году при поддержке арт-критика Йошие Йошида. А следом едет в гастрольный тур по Японии. Сотрудничать с известным лейблом PSF Records начинает с 1993 года и альбома «Hanabana no Kashitsu» («Ошибка цветов») – на нём же его диски выходят до сегодняшнего дня. Выпуская чуть ли не по альбому в год, он издаёт поэтический сборник «Chi no banso» («Земной аккомпанемент»), иллюстрированный собственными картинами альбом «Aozora» («Голубое небо») и сборник эссе «Tenketsu no kase» («Ветер из небесной дыры»). Томокава становится также комментатором велогонок на спутниковом телеканале Speed Channel и пишет колонки об этом виде спорта в вечернюю газету. В 2004 году работает с режиссером Такаши Миике над фильмом «Изо», описывающем жизнь убийцы Изо Окада, жившего в XIX столетии.

Работа Казуки Томокавы

– Мои песни использованы в ленте Такаси Миикэ «Изо», я довольно спокойно отношусь к этому фильму, – комментирует Томокава. – Музыка не писалась к фильму специально, это отдельные песни, которые просто были отобраны режиссёром. Я же сам обычно руководствуюсь не заказом, а личными желаниями.

– Кто, на ваш взгляд, из режиссёров лучше всех работает с музыкой в кино?

– Эмир Кустурица.

– Как давно вы сочиняете?

– с 21 года.

– Чем бы Томокава занимался, если бы бросил петь?

– Писал бы больше картин. Впрочем, я и сейчас это с удовольствием делаю. Картины и музыка не забирают у меня время. Я не обременён обязательствами, живу один и имею достаточно времени для того, чтобы творить.

«Тратить время» – это, в понимании японцев, негативное выражение», – комментирует ответ певца наша переводчица. Томокава никогда не тратил время. На его персональном сайте он охарактеризован одновременно как «поэт, певец, артист, комментатор велогонок, эссеист, актёр и пьяница». А на то, чтобы быть этим всем сразу, нужно много времени. Томокава парадоксален. Он не является по-настоящему ничем из вышеперечисленного – средней руки поэт, выдающимися вокальными данными не обладает, в качестве актёра прославиться не успел – и является всем сразу. Он называет себя пьяницей, и при этом пьёт из трубочки кока-колу, когда ему предлагают виски. Уверяет, что пишет песни только на собственные стихи, но стоит наобум взять одну из песен – и оказывается, что у стихотворения, лёгшего в его основу – совсем другой автор. А ещё – что в нём нет ни борьбы, ни протеста, а только красота и волшебные свойства обыденного мира.

Чуйа Накахара

Город глубокой летней ночью

Луна на небе, подобно медали.

Подобно органу, угол здания.

Устав развлекаться, мужчина идет домой, напевая.

На рубашке заломлен ворот.

Его рот открыт,

В его душе какая-то грусть.

Голова – как черный ком земли. И

он, напевая ля-ля, просто себе идет.

Не выходят из головы

Ни торговля, ни пращуры, но

Город глубокой летней ночью.

Город глубокой летней ночью.

Вспыхнувший порох тухнет,

И уличный свет попадает в глаза.

Просто поет на ходу ля-ля.

Просто поет на ходу ля-ля.

(Огромная благодарность за помощь в переводе интервью и стихотворения Юлии Осадчей-Феррейре)